– Не знаю, но я могу только
предполагать. К примеру, чудовищный выброс энергии происходит
только в том случае, когда три и более магистрали фокусируются в
одной точке, и в этом случае тот, кто оказался в фокусе, просто
исчезает.
– Куда?
– Понятия не имею.
– А я предлагаю выяснить это
прямо сейчас, – вновь вклинился в беседу Семен. – Ты же
говорил, что эта самая ано‑ма‑льна‑я зона где‑то рядом, –
пьяно, с запинкой выговорил он непривычное слово.
– Ну?
– Ну, так пойдем и поглядим. А
как ее мо… можно увидеть?
– У меня есть прибор, который
фиксирует колебания магнитных полей. Сам сконструировал, –
гордо заключил Сергей.
– Бери.
Как говорится, пьяному море по
колено. Спать не хотелось, а заняться в столь поздний час было
нечем. Через полчаса друзья уже подходили к какому‑то пустырю,
расположенному неподалеку от дома Звонарева, на окраине
Владивостока.
Аномальная зона оказалась на редкость
загаженным местечком, а попросту – стихийной свалкой, до которой
властям не было ровным счетом никакого дела. А до чего было им дело
вообще, если уже центральные улицы буквально утопали в грязи?
Сергей достал небольшой приборчик и
стал что‑то сбивчиво и пьяно объяснять, тыкая пальцем в шкалу, по
которой прыгала стрелка, никак не желая замирать на одном месте.
Антон с Семеном на пару гоготали во всю мощь своих легких, и
наконец Сергей присоединился к ним. Никто, разумеется, не стал
вглядываться в шкалу и стрелку, которая начала бесновато прыгать то
влево, то вправо. Вдруг она метнулась в крайнее правое положение и,
дрожа, замерла, словно порываясь проследовать дальше, но ей мешал
ограничитель, – а затем трех молодых парней накрыла темнота.
http://kalbazov.ru/
Часть вторая
Лето – осень 1898
года
Глава 1
Прошлое?
Голова болела так нестерпимо, что в
начинающем наконец оживать мозге билась только одна мысль: вчера
явно было немало выпито лишнего – иначе никак, потому что такого
мучительного похмелья у Антона не было даже от той сивухи, что
приходилось пить на острове.
Антон попытался подняться, и это ему с
трудом удалось: перед глазами поплыли круги, но вскоре полегчало, и
он наконец смог сфокусировать зрение. В паре шагов от него на земле
сидел Гаврилов и словно медведь тряс головой – вероятно, и у него
похмелье протекало ничуть не лучше, что в общем‑то было весьма
странно. Мичман никогда не мучился похмельем даже после сильного
перепоя.