– Значит, это правда… То, что Степан пропал…
– Не пропал, а похищен, – констатировал Агеев. – За него требуют выкуп: двадцать тысяч долларов. Правда, есть особые данные: Степан мог похитить себя сам.
– Как это – сам?
– Ну попросту сбежал от мамы с папой и оставил записку с требованием выкупа.
Резким движением Вика заправила под бандану выбившиеся на лоб волосы:
– Это на него не похоже! Я его давно знаю – он честный. Правда… одинокий.
– Что значит «одинокий»? У него не было друзей?
– Друзья у него как раз были. По крайней мере, приятели. В нашей студии. Не в этом дело. Он… внутри себя какой-то одинокий был, понимаете? Неприкаянный. На его рисунках никогда не было солнца. И рисовал он всегда что-то единичное, отдельно взятое: или маленький кораблик среди огромного моря, или крохотный самолет в небе среди облаков, или мухомор, который вырос на краю большой зеленой поляны. А когда я давала своим студийцам задание нарисовать свою семью, Степан нарисовал автопортрет. И такой необычный, в зеленых тонах. Ему плохо удаются лица, но случайно или нарочно, он получился на этом портрете старше лет на двадцать. Странно для его возраста…
– А с кем он общался в студии? Назовите их имена, адреса. – Автопортрет – это все лирика, а Филиппа Кузьмича волновали конкретные факты. – Есть среди них такие, у кого Степан мог бы скрываться?
– Не знаю. Не думаю. Как бы они могли его скрыть у себя дома? Они ведь сами еще дети, у них родители… Разве что где-то есть убежище, о котором знают только они.
– Убежище? Вика, о чем это вы?
– Ну, знаете, как в детских книжках… или как раньше было… Потайное место для детских игр. Какой-нибудь заброшенный подвал, или пещера, или вход в подземный тоннель…
– Трудновато отыскать в современной Москве что-то похожее. У нас каждый подвал теперь запирается на кодовый замок.
– Трудновато, – согласилась Вика.– Особенно в нашем районе. Особенно когда взрослые все время стоят над душой – и правильно делают, вы же знаете, какие сейчас опасные времена! – Тугие щеки художницы покраснели: она с опозданием сообразила, что этот посетитель сидит сейчас у нее на кухне именно потому, что времена нынче опасные. – Но дети есть дети. Шустрые маленькие человечки. Бывает, такое отыщут, что взрослому и в голову не придет.
«А она – фантазерка», – подумал Филипп Кузьмич. Однако версию убежища решил не отбрасывать.