Она всю жизнь вела дела только вот так. Подставляя людям худшее
в себе, словно под свет софитов, позволяя назначать себя виноватой,
с готовностью принимая ответственность за чужие грехи. Ей не жалко
– пускай. У нее много своих, и чужим места хватит.
Лишь бы люди, свалив на нее всю вину, делали что она хочет.
И они делали.
Освальд заткнулся и перестал тереть нос. Иви появилась из
ниоткуда с картонной тарелкой, на которой лежало хрустящее слоенное
пирожное. В присыпанных пудрой лепестках скрывалась взбитая с
загустителем консервированная фруктовая кожура. В «Тихушке» такого
не подавали, видимо, Иви пришлось сбегать в одну из палаток. Марш
представила, как Иви мнется, решая, купить ли самое дешевое
пирожное. И как она не решается его купить.
Эта фантазия не принесла Марш никакой радости. Хоть пиво было
хорошим – водянистым, почти без ржавого привкуса синтезированного
хмеля, зато с хорошо ощутимой спиртовой горечью.
Она бросила быстрый взгляд на Бесси. Она сидела, зажав одно ухо
ладонью, а второй отщипывала по кусочку от пирожного, которое
поставила на колени. Наверняка Аби пытался перекрыть шум. Ей даже
стало жаль Бесси – социальному помощнику в дохлом наушнике местную
систему не переорать, как бы ни старался.
– Ты так осу получила, да? За взрыв? – спросила Иви, которой
пересказал разговор Освальд.
Странно, что она вообще поняла, что он говорил – Марш казалось,
что она просто слушает голос.
Она молча кивнула. Даже смогла улыбнуться. Ей нравилось когда
люди сами придумывали истории и отговорки.
Оса. Эфир. Серебряная и синяя ачивка сгущается, сгущается на
экране и над ее ладонью, а она смотрит, и вдруг понимает, что
смотрит не так.
Манжета снова сжалась, и Марш незаметно погладила себя по
запястью, отдавая команду. Острый клювик иглы безошибочно вошел в
вену и тут же скрылся, впрыснув треть положенной дозы.
И оса растворилась в пронизанной зеленью темноте зала «Тихушки»,
а Марш вспомнила, какие слова нужно говорить.
Она не стала просить у манжеты полную дозу. Нужно
сосредоточиться, как Леопольд учил. На чем-то настоящем,
близком.
От ворота пальто пахло дымом. Ненастоящим.
А были звуки, настоящие – хруст пластика, вой пламени, визг
сигнализаций. И запах – гарь, раскаленный бетон над холодным синим
пустырем. Запах горючего, пропитавшего ветошь – Марш всегда
полагалась на то, что нельзя отследить и опознать, что легко
достать и можно изготовить дома.