Меткалф кивнул. Мысль о поездке в Москву была чрезвычайно захватывающей, но полностью отступала на задний план перед мыслью о том, что он скоро увидится со Светланой Барановой, причем имея такую важную причину.
Коркоран встал:
– Идите, Стивен. У нас слишком мало времени, чтобы мы могли позволить себе его терять. Каждый день нацисты одерживают новую победу. Вторгаются в очередную страну. Бомбят очередной город. Они становятся все более сильными, все более жадными, в то время как мы сидим на трибуне и наблюдаем. Нам не хватает, как вы знаете, очень многого – сахара и обуви, бензина и каучука, боеприпасов. Но больше всего нам не хватает времени.
Скрипач играл свою любимую пьесу – «Крейцерову сонату» Бетховена, но не получал никакого удовольствия. С одной стороны, пианистка играла отвратительно. Эта безвкусно разодетая женщина, жена офицера СС, не обладала даже капелькой таланта и лупила по клавишам, словно подросток на школьном концерте. Ее вообще ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать музыкантом. Да, она именно лупила по клавишам, совершенно не понимая музыки, полностью заглушая его игру в самых сложных, самых трогательных пассажах. К тому же она имела раздражающее обыкновение ломать аккорды, играя партию левой руки на мгновение раньше правой. Первая часть, бурное allegro, получилась относительно прилично. Но старая ведьма не обладала даже крошкой понимания, необходимого для того, чтобы исполнить тончайшую третью часть, andante cantabile, с ее виртуозными ритмическими украшениями.
К тому же пьеса была сложна даже для такого опытного музыканта, как он. Когда Бетховен послал рукопись великому парижскому скрипачу Рудольфу Крейцеру, которому посвятил сонату, сам Крейцер заявил, что сыграть ее невозможно, и никогда не исполнял ее публично.
К тому же акустика здесь была ужасающая. Исполнение происходило на квартире непосредственного начальника скрипача, штандартенфюрера Х. – Й. Кифера, парижского шефа отдела контрразведки Sicherheitsdienst[28], нацистской секретной службы. Пол в комнате был устлан коврами, стены увешаны тяжелыми драпри и гобеленами, так что звук затухал, едва сорвавшись со струн. Рояль был очень хорошим, фирмы «Бехштейн», но, увы, его никто не удосужился настроить.
Клейст сам не знал, почему он вообще согласился играть сегодня вечером.