Андропов согласно кивнул и быстро черкнул разрешающую
резолюцию. Григорий Федорович мысленно поставил галочку – одно
дело сделано. Дать санкцию на технический контроль
в отношении советского гражданина может только председатель
КГБ или один из его замов. Обычно необходимость такого
разрешения приходится долго и нудно доказывать,
но в данном случае все было очевидно и поэтому
прошло на ура.
Григоренко на пару секунд задумался, формулируя наиболее
деликатную часть своего доклада, касающуюся Константина Русакова,
бывшего зама Андропова в бытность того секретарем
ЦК КПСС, а сейчас – личного помощника Брежнева:
– Юрий Владимирович… Кроме всего этого, наблюдение выявило
близкие отношения между Огородниковым и Ольгой Русаковой,
дочерью Константина Русакова. Судя по всему, дело идет
к свадьбе…
Из рук в руки перешло несколько фотографий,
на которых симпатичный мужчина с бравой выправкой нежно
обнимает расплывшуюся девицу «за тридцать». Андропов проглядел
снимки, раздосадованно шлепнул пачкой по столу и, поднявшись,
взволнованно прогулялся по кабинету. Постоял у окна,
глядя на памятник Дзержинскому, потер лоб и раздраженно
бросил:
– Нет, товарищи, это надо прекращать… Русакова
планируют через месяц на повышение. Нам только
родственных связей секретаря ЦК КПСС с американским
шпионом не хватало.
Решительно сел за стол, наклонился вперед, собираясь что-то
сказать, и внезапно замер, задумавшись.
– Так… – протянул Андропов, придя наконец
к какому-то решению. – Есть информация, –
он неопределенно указал подбородком куда-то
влево-вверх, – что у нашего Агронома один тайник
замаскирован под камень в гараже. В этом
контейнере – шифр-блокнот и инструкции ЦРУ. Второй
тайник – в раскручивающейся батарейке ручного фонарика,
причем при обратной сборке у нас могут быть проблемы.
И капсула с ядом в авторучке.
Побарабанил пальцами по столешнице, раздумывая, потом
пристально посмотрел на подчиненных:
– Григорий Федорович, Виталий Константинович, пока это все.
За работу. При подтверждении информации –
немедленный доклад.
Покинув приемную, генералы многозначительно переглянулись
и молча прошли к лифту. Зубры контрразведки умели
извлекать максимум из сказанного и – особенно –
несказанного и сейчас стремительно просчитывали открывающиеся
перспективы. В родном коридоре восьмого этажа
с Григоренко свалилась привычно носимая маска невозмутимого
шахматиста, и по лицу зазмеилась злорадная улыбка, увидев
которую шарахнулся куда-то вбок не вовремя вышедший
в коридор капитан. Григорий Федорович с усмешкой проводил
подчиненного взглядом и многозначительно пробормотал: