Я прислушался к своим потрохам –
как ни странно, волнения нет. Вот что значит
подготовка и правильный настрой. Главное, вовремя вспомнить
размер настоящих проблем, после этого все, что сегодня
произошло, можно смело считать легким недоразумением.
Бросили портфели на подоконник и встали напротив друг
друга. «А вот и неправильно, конфликтная
расстановка», – сказал я себе и, развернувшись к окну,
кивком пригласил девушек повторить маневр. Вот теперь все
верно, стоим рядком, Тома посередине, глядим в окно.
Идиллия.
Чуть повернувшись, начинаю:
– Том… Извини, пожалуйста. Я не специально,
это была случайность, но все равно – извини
за то, что стал причиной твоего расстройства.
Я не хотел… честно! – Прижал руку к сердцу
и попытался поймать Томин взгляд.
Пока безуспешно, стоит, потупившись, сцепила кисти,
но плечи стали чуть менее напряжены. Яся одобрительно
кивает из-за ее плеча, мол, давай, жги глаголом дальше.
– Черт, Том! Было бы странно, если бы в этом
возрасте девушке не нравился какой-нибудь парень. И мне
глубоко безразлично, кто там тебе нравился некоторое время
назад!
Тома метнула в меня взгляд и тут же отвела,
но кисти расцепила и стала дышать свободнее. Похоже,
я на правильном пути.
– Давай просто перевернем эту страницу и будем
спокойно жить дальше. Не произошло абсолютно ничего страшного
или неправильного, так ведь?
Молчит, задумчиво рисует что-то ножкой на паркете.
Мы с Ясей еще раз переглянулись и тихонько
заулыбались.
– То-о-ом… – тяну я, чуть придвигаясь и осторожно
беря ее за руку. – Ну Том, солнышко, давай ты
не будешь дуться?
– Солнышко, – фыркает Тома, пытаясь сдержать
улыбку. – Ты ничего не перепутал?
– Не-а, – радостно отвечаю я. – Смотрю
на твою улыбку и прям вижу: рассупонилось солнышко,
расталдыкнуло свои лучи по белу светушку…
– Балаболка… – Тома, окончательно успокоившись,
тряхнула прядками и насмешливо посмотрела на меня: –
Давай мой батончик. И Ясе! А ты сегодня наказан.
Вторник 5 апреля 1977
года, 19:50
Москва, площадь
Дзержинского
– …прямо в подполе, не особо даже спрятано было.
Папки с рукописно заполненными листами уложены
в двадцатилитровый алюминиевый молочный бидон. Образцы
почерков предварительно сверены, эксперты уверенно утверждают,
что это писал именно Митрохин. – Григоренко задержал
внимательный взгляд на Андропове.