Тот же день,
19:45
Москва, площадь
Дзержинского
– Не раскалывается никак. Я даже уважать начал немного. Внешне
слизняк слизняком, но какой актер, как держится! Представляете,
Юрий Владимирович, вчера, когда его к ночи поплотнее зажали,
кинулся ботинки следователю целовать! Так играет… Натурально, слезы
льет, пресмыкается, на коленях ползает… Если бы не знал, что часть
информации уже передана ЦРУ, поверил бы, ей-богу, поверил.
Андропов искоса зыркнул на Боярова и надавил голосом:
– Виталий Константинович, надо обязательно выяснить, с кем он
контактировал, кто еще знал об ухоронке в подвале. Обязательно.
Давайте так… – Председатель КГБ посмотрел на перекидной календарь и
что-то в нем черкнул. – Срок вам – до первого мая. Работайте с
Митрохиным, но так, чтобы его можно было суду предъявить. А потом,
извини уж, обстоятельства давят, заберу его у вас и передам
специалистам немного другого профиля. Очень надо. – Он провел
ребром ладони по горлу.
После ухода контрразведчика Андропов еще довольно долго
раздумывал, время от времени перекладывая листы фотокопий,
вычитывая то один, то другой фрагмент и иногда недовольно
пофыркивая. Затем достал из стола записную книжку и, найдя нужную
запись, распорядился в трубку:
– Евгений, вызовите ко мне на понедельник заместителя начальника
нашего ленинградского НИИ «Прогноз»… Полковник Кравченко Владимир
Павлович… На шесть вечера.
Затем немного поразмышляв, сделал последний звонок:
– Григорий Федорович, вечер добрый… У меня вопрос: в Ленинграде
по линии резидентур противников никакого необычного шевеления в
последнее время не было? Угу… Уточните в понедельник. И еще – дайте
команду в ближайшие месяцы поплотнее с ними работать. Если надо,
усильте город… Хорошая мысль, отправьте на практику в Ленинград
весь курс… Хорошо, жду в понедельник по первому вопросу.
Воскресенье 17 апреля
1977 года, 11:20
Ленинград, Крестовский
остров
Неторопливо дребезжа и жутко скрипя на поворотах, старенький
трамвай тридцать четвертого маршрута везет меня к Елагину острову.
Позади осталась мрачная Петроградка. Мне никогда не нравился этот
район: его темные улицы-ущелья тяжело протискиваются между
вколоченными в асфальт доходными домами с закопченными высокими
фасадами, ржавыми водосточными трубами и сумрачными, навечно
пропахшими мочой парадными, разбитыми так, словно в них три года
шла война.