Наклонился, перетянул поплотнее шнурки на темно-синих стоптанных
кедах и отправился осматривать места.
Мой энергичный поначалу ход скоро замедлился, перейдя в
неторопливую прогулку. Чем глубже я забредал в немощеные переулочки
со смешными названиями, чем дольше ёмко вдыхал долетающие из садов
запахи, тем явственней меня отпускало. Постепенно, исподволь, этот
городок вымыл из меня напряжение последних дней - так морская вода
чистит погруженную в нее рану. И вот я уже не ношусь, а
расслабленно бреду, улыбаясь встречающимся забавностям, вроде стыка
Зеленого переулка и Красного проспекта, крепких сортирных будочек
во дворах многоквартирных домов, гневливо раздувающемуся на
посвистывание индюку.
- Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную, - промурлыкал
я, - настоящему индейцу завсегда везде ништяк!
В теплом и сухом воздухе разливался тонкий аромат спелых яблок,
и как-то сама собой пришла чуть кружащая голову истома. Прикупил
кефир и свердловскую слойку, а затем привольно расположился прямо
на траве под старой дуплистой грушей. Первой в ход пошла хрустящая,
посыпанная сладкой крошкой корочка, а затем я принялся слой за
слоем разматывать и отправлять в рот ажурный, слегка промасленный
слоёный мякиш.
Эх, сейчас бы сверху чашечку капучино еще... Хорошо-то как...
Еще найти бы побыстрее объект, иначе я тут зависну. И что тогда,
ночевать под кустом?
Я пошатался по Новошахтинску еще с часок, заглядывая в
запланированные для осмотра места. Нигде нет. Его жену с детьми на
улице видел, а в квартирке на звонок никто не откликнулся. В
училище не нашел. На спортгородке тоже нет. Гараж заперт. Где же
оно бродит?
Не смотря на неудачу поисков, на меня навалилось какое-то
пофигистическое состояние.
«Наверное, откат после московских эскапад», - лениво подумалось
мне.
Вроде должен волноваться, мандражить, ан нет. Под деревьями в
прозрачной тени воздух был подобен парному молоку, и я плыл в нем
как в море блаженства, периодически выныривая в пятна солнечного
света.
Впрочем, все заканчивается.
- Эй, - с надрывом окликнул меня тонкий голосок, - пацан, десять
копеек дай!
Я вышел из нирваны и оглянулся. Позади, метрах в трех стоял,
задиристо скалясь, сопляк лет двенадцати. В скверике за ним сидела,
внимательно наблюдая, напружиненная троица примерно моего
возраста.