Чесали, сидя у дымных костров и по затерянным в чащобах
берлогам, воровские люди в затылках и прикидывали, нет ли тут
никоторого обмана? А и соблазн велик! Ведь мало что Царь прощение
сулит, а стало быть, дарит шанс душегубцам и грабителям избегнуть
знакомства с катом, дыбой и плахой. Он еще и в войско записать
обещает, и оклад с кормовыми дать. Глядишь, и вовсе в служивые
попасть получится. Тогда и заживем, не как псы худые, а как
люди.
Так что снимались ватаги с насиженных укрывищ и шли к славному
граду Туле, где им и приказано было собираться. Там, в особо
отстроенном лагере их записывали, под любым прозвищем, которое они
сами называли, осматривали на предмет телесного и умственного
здравия, мыли в бане, а затем отправляли к старым
служакам-капралам, как на немецкий манер стали называть десятников,
среди которых наполовину были русские и немцы.
Первым делом всех упреждали, что явились они не к мамке на
блины. Служба! Понимать надо! Порядок и дисциплина кровь из носу,
хошь умри, а обеспечь. Все приказы исполнять разом и без
обсуждений. И никаких поблажек. Прощение и милость государевы –
дорогого стоят и маячат лишь где-то далеко впереди, за гранью
небесного окоёма в далеком светлом будущем после славного окончания
Азовской обороны.
«А ежли убьют меня, то тогда как?» спрашивали самые ушлые. На
что получали лаконичный ответ. «Мертвые сраму не имут. Похоронят
тебя православным чином и помянут товарищи добрым словом и чаркой
водки. На все воля Божия. Знать, так на роду было написано. А ин
все ж упокоишься честным человеком. Всем погибшим – полное обеление
и воля для детей и потомков до двадцатого колена».
После разговоров началось самое сложное. Целыми днями, а то и
ночами, гоняли их безжалостные отцы-командиры. И пешим ходом, и в
седле. И с мушкетом, и с саблей, и с пикой. Строем и поодиночке.
Кто-то не выдерживал, сбегал. Таких ловили, нещадно били кнутом, а
если выживал после порки, возвращали в строй. Другие, не сдержав
норова, кидались, ощеря зубы, с утробным рычанием и матом, на
начальников с кулаками, а то и оружно. Таких сразу рубили особые
команды, надзирающие за порядком в лагере, а потом палачи с чудным
прозванием профосы, без лишних разговоров подвешивали высоко и
коротко.
Крутенек оказался драгунский полковник Федор Панин. С таким не
забалуешь. Когда эту нехитрую истину уразумел последний из
добровольцев, порядка разом стало больше, а дела пошли не в пример
веселее и глаже. Особое внимание Федор уделял обучению своих бойцов
саперному делу.