– С превеликим удовольствием, – отозвался брандмейстер. – Вечернего виста, я так понимаю, больше не будет? Делу время, потехе час, так сказать... До свидания, Григорий Никанорыч.
– До свидания, Антон Фаддеич... Доброй ночи, господа.
Дверь распахнулась без стука. На пороге стоял урядник Онофриев.
– Аполлинарий Евграфович! Вас там дама спрашивает. Говорит, срочно. Впустить?
– Дама? – в некотором ошеломлении повторил Щукин.
– Дама? – вторил ему пораженный Ряжский.
А дама уже стояла за спиной урядника.
– Bonsoir, messieurs! Bonsoir, monsieur Apollinaire! Je vous ai apporté les livres que vous avez demandés...[34]
Изабель Плесси сияла. Переполох, который произвело ее появление, она приняла на свой счет самым лестным образом и теперь улыбалась мне, улыбалась Былинкину, одновременно протягивала руку для поцелуя Ряжскому, на которого бывшая гувернантка определенно произвела самое положительное впечатление, и успевала стрельнуть глазами в брандмейстера, который смотрел на нее, открыв рот. В левой руке Изабель держала, прижимая к себе, пачку книг, в заглавиях которых были сплошные мистерии и тайны.
– Кто это, Аполлинарий Евграфович? – с недоумением спросил Щукин, обращаясь ко мне.
В двух словах я объяснил ему суть дела.
– А, ваша невеста! – воскликнул Былинкин. – Очень, очень привлекательная особа!
И в свой черед припал к ее руке.
– Вообще-то она мне не невеста, – сердито сказал я. – Мы только сегодня с ней познакомились.
– Толкуйте, толкуйте! – проворчал Щукин. – А то я, признаться, грешным делом уже решил, что господин Корф явился по нашу душу.
От избытка чувств Былинкин, должно быть, слишком стиснул руку богатой наследнице, потому что она пискнула, взмахнула второй рукой, в которой держала книги, да так неловко, что одна из книг угодила в графин на столе исправника и опрокинула его.
– Ах, черт! – воскликнул Ряжский, бросаясь обратно к столу. – Бумаги!
– Ах, какой я неловкий! – простонала Изабель, глядя на учиненный ею разгром.
Мы с Былинкиным бросились спасать бумаги. Француженка поспешила нам на помощь и прежде всего уронила на ковер чернильницу.
– Ах! – пролепетала Изабель, хватаясь за голову.
– Ничего, ничего, – сипел Былинкин, – сейчас мы чернила затрем... осторожненько...
От его движений чернильная лужа на ковре стала еще шире. Ряжский, глядя на его действия, только покачал головой.