Вторую партию, а император был не тем человеком, который так
просто проиграет годовалому ребенку в шахматы и примет это как
должное, я выиграл уже в упорной борьбе, проведя ферзя в
легкофигурном эндшпиле.
Третью партию Павел, играя белыми свел в ничью, постаравшись как
можно быстрее разменять все фигуры и выхолостить позицию. Я против
этого ничего не имел, перфоманс и так удался на славу, а сводить
окончательно «отца» с ума у меня намерений не было. Ему еще этой
головой скоро табакерку ловить, тем более что, как показала
история, на что-то большее Павел был мало способен.
Начет будущего переворота под предводительством моего старшего
брата Александра мне пришлось изрядно поломать голову. Нужно ли
предупреждать отца - на этом можно было заработать не мало очков
влияния - или нет и пусть все идет как было в знакомой истории:
вопрос, что называется на миллион.
В итоге после длительных размышлений я пришел к выводу, что
послезнание мне гораздо важнее чем спасение императора Павла, тем
более что, если мне не изменяет память, он о заговоре догадывался и
готовился к нему. Вот только за достаточно короткий срок правления
сын Екатерины великой умудрился настроить против себя буквально
всех и даже если я вмешаюсь, вряд ли смогу глобально на что-то
повлиять. Ну а раз так-то пусть все идет своим чередом, глядишь и
для Александра у меня найдется пара предсказаний, которые повысят
мои акции в глазах будущего императора.
- Ваше императорское высочество, - чубатый старик весь увешанный
орденами коротко поклонился мне, пряча в уголках губ легкую
усмешку.
- Александр Васильевич, - максимально уважительно, на сколько
позволяла ситуация склонил голову я в ответ. Не узнать
знаменитейшего полководца и генералиссимуса – впрочем, судя по
знакам различия, это звание он еще не получил – Суворова было
просто невозможно. – Присаживайтесь, партию?
- Не могу вам отказать, ваше высочество, - фельдмаршал уже
откровенно улыбался, глядя на маленького мальчика с серьезным
видом, держащего в руках здоровенную по сравнению с ним книгу. В
тот момент я поглощал «Левиафан» Гоббса, восстанавливая в памяти
уже однажды читанную когда-то в молодости книгу. Не то чтобы я
слишком любил всю эту философскую муть, вот только с качественной
литературой на стыке восемнадцатого и девятнадцатого веков было,
мягко говоря, не слишком богато. Особенно это касалось русской
литературы, той которую я учил в школе и которая, по сути, пока еще
не существовала. Сказать по правде, я бы и «Войну и мир» тут бы с
удовольствием перечитал, но чего нет, того нет. – Черные или
белые?