С большим трудом через несколько истерик – к этому времени я уже
сносно говорил и мог отстоять свою позицию – я добился того, чтобы
эти, с позволения сказать врачи, перед осмотрами хотя бы мыли руки
и протирали их спиртом.
То, что мое поведение существенно отличалось от поведения других
детей было очевидно для всех окружающих. Вместо игр с другими
однолетками, я по понятным причинам предпочитал проводить время за
книгами и своим блокнотом для записей. Конечно, писать меня никто
не учил, но слава богу за два года отсутствия практики этот навык я
потерял не полностью. Единственное что меня вгоняло в ступор это
использование перьев для письма. Мне, человеку из двадцать первого
века это казалось дикостью, тем более что детские пальцы еще не
обладали должной ловкость и постоянно ставили на бумаге
неаккуратные кляксы. Промучившись некоторое время я перешел на
использование карандашей, которые, впрочем, тоже не отличались
слишком высоким качеством и постоянно ломались. Благо тут мне на
руку играл высокий от рождения статус, и кому починить карандаш,
находилось всегда.
Так вот насчет блокнота. Едва освоив письмо, я тут же принялся
записывать свои мысли в тетрадь, боясь со временем забыть
что-нибудь важное. На бумагу ложилось буквально все подряд начиная
от стихов, песен и прочей ерунды – то, что мне в будущем пригодятся
тексты песен какой-нибудь Арии или Кино я сильно сомневался,
слишком уж эпоха неподходящая – заканчивая фактами о ядерном
оружии, ракетах, полупроводниках и интернете. Последняя информация
для меня явно был бесполезна, однако вполне могла пригодиться
потомкам. Отдельно я записывал приходящие на ум имена и фамилии
известных и потенциально талантливых в будущем людей, которых можно
было поставить на службу себе и Российскому государству.
Достаточно степенное течение жизни внутри дворца порой
прерывалось различными знаменательными событиями. Так поочередно
вышли замуж две мои старшие сестры Елена и Александра. По правде
говоря, не смотря на всю пышность церемоний, и суету нарушившую
скучную однообразность течения моих будней сами свадьбы мне
запомнились слабо. Во-первых, маленького ребенка никто, понятное
дело, к ответственным делам допускать не собирался, а место
зрителя, наблюдающего за процессом с дальнего ряда, не позволяло
проникнуться духом торжества. Ну а во-вторых, я никогда не любил
свадьбы еще с прошлой жизни – отвратительнейшее действо с какой
стороны не посмотри, - поэтому и тут отнесся к этому событию весьма
скептически. Даже более того, в конце восемнадцатого века, а тем
более среди венценосных особ, свадьба была актом в первую – и
во-второю и даже в-третью – делом политическим, поэтому приобретала
оттенок еще более мрачный, лишенный всяческих человеческих
чувств.