- Понятно, - я тяжело вздохнул, кажется моей свободе приходил
конец. – Чего уж тут непонятного.
- Дальше, - Александр задумчиво постучал пальцами по столешнице,
- первый этап твоей задумки с родильным госпиталем спустя почти год
его существования можно признать успешным. Соответственно можно
переходить ко второму – к обучению персонала для госпиталей других
российских городов.
- Да, я как раз хотел… - начал было я.
- Вот письменно все свои предложения и изложишь.
- А как же мой егерский взвод?
- А что с ним? Играйся, я не против, до смерти только господ
офицеров не загоняй. Посмотрим, что из твоей задумки получится.
В общем, следующие месяцы стали для меня крайне сложными в
первую очередь в психологическом плане. Стенки прозрачной клетки
вокруг меня буквально на глазах стали толще, выпускать из Зимнего
меня начали – по личному распоряжению императора – только под
натуральным конвоем из десятка бойцов. Сначала это были измайловцы,
однако мои подшефные они все же являлись пехотным полком и в
качестве конвоя не годились, потому вскоре были заменены на
специально отобранных для этого дела солдат конного гвардейского
полка. И это при том, что сам Александр личную охрану часто-густо
вообще игнорировал – непростительная легкомысленность на мой
взгляд, впрочем, я-то знал будущее - и порой выходил гулять в город
совершенно без какой-либо охраны. Получается, что меня охраняли
куда более строго чем императора, и естественно это изрядно давило
мне на психику.
Во-вторых, у меня появился штатный секретарь и пара посыльных. И
вообще меня, я так понял опять же по инициативе брата, очень
аккуратно отрезали от всех практических действий, оставив только
генерацию идей и дистанционный контроль. Единственное место, куда
меня стали стабильно выпускать – это на службы в Петропавловский
собор внутри одноименной крепости. Такой вот ироничный выверт от
самой жизни – не веришь, будешь посещать церковь чаще.
На деле выглядело это так: придумал что-то напиши, передай кому
надо, там сделают и отчитаются. Тоже в письменном виде. А сам
ходить куда-то, кем-то руководить, что объяснять лично – ни-ни.
Постепенно пришло понимание, что Александр боится не столько «за
меня», сколько «меня», боится, чтобы я где-нибудь чего-то не ляпнул
лишнего и не подставил таким образом весь императорский дом и лично
императора. С одной стороны осуждать его за такую осторожность
сложно, с другой – мне-то от этого было не легче.