С Сашкой история была схожей. У него проявилась страсть к
рисованию. Вернее, она у него была всегда. Он рисовал всем, что
могло оставить рисунок, и везде, где только возможно. В основном в
дело шли угольки либо от обгоревших дощечек, либо, если уж совсем
везло, настоящим углем. Правда, когда он сообразил, что уголь можно
найти на железной дороге, стало куда легче. Однажды он умудрился
нарисовать куском угля батюшку Антония, что вел у них богословие.
На беду Сашки или на счастье, сам батюшка его за этим и застал, но
батюшка был незлобивый, и хотя заставил все стереть, привел
мальчонку к одному своему знакомому, который оказался художником.
Рисовал он много и разное, но нередко брался и за росписи церквей,
и за рисование икон.
Игорь Иванович, мужчина в годах, со всклокоченной шевелюрой и
такой же бородой, в просторной рубахе, изгвазданной красками,
оказался человеком нелюдимым и сначала показался Сашке очень злым.
Окинув мальца недовольным взглядом и столь же ласково взглянув на
батюшку, он нехотя положил перед Вахрушевым листок бумаги и вручил
карандаш, предложив нарисовать все, что душе угодно, пока они с
батюшкой Антонием выпьют по чашечке чая. А через полчаса художник
уже мертвой хваткой вцепился в тринадцатилетнего мальчишку, никак
не желая верить в то, что его никто и никогда не учил рисованию.
Да, были ошибки, да, были огрехи, да, работу назвать достойной было
нельзя, но на представленном наброске в сидящих за столиком и
попивающих чай мужчинах легко угадывались священник и художник.
А потом приют посетил один дядька, который из всех отчего-то
выбрал именно их двоих, и друзья поехали в далекие дали. МОРЕМ! На
настоящем корабле, да еще и под парусами! КРАСОТА!
Правда, места, где им довелось быть, оказались весьма суровыми:
короткое холодное лето, затяжная и студеная зима. Но не сказать,
что это сильно огорчило друзей. Здесь они не были сиротами, здесь
они были юнгами, и помимо того, что их обучали различным
специальностям, привлекали на различные работы, из них готовили
настоящих моряков. При приюте была самая настоящая большая парусная
шхуна, на которой они ходили в море под присмотром директора
приюта, морского офицера в отставке, и унтеров, всех в прошлом
моряков. Года два назад всех их разделили на отдельные группы и
стали готовить из них специалистов. Ваську записали в класс
акустиков, Сашку — в артиллерийский класс. Они продолжали общаться
и видеться каждую свободную минуту, но обучались уже по
отдельности.