им нужны были свои собственные — небосвод,
политическое влияние, авторитет, вокруг которого со временем
соберутся эльдар.
Что же… по крайней мере можно было благодарить неведомую
сущность, что закинула его сюда именно сейчас — в то время, когда
народ Нолдор был ещё столь молод. Когда на личных деяниях и харизме
можно было войти в пантеон героев и создать собственный Дом, свой
Клан. Так, как в своё время сделали Аэнарион, Каледор и сам
Малекит, чего таить. Куда хуже было бы, родись Феанаро в подобии
Ултуана времён его заката, когда всё влияние было давно поделено
между родовой знатью. И все отлично знали, какой князь кому
союзник, а кому нет. Ну, кроме внезапных исключений, вроде Теклиса
или Имрика Каледорского, конечно. Но такие исключения лишь
подтверждали общее правило.
Пожалуй, это было главной из причин, почему нолдо сейчас вообще
отправлялся в путь, к Махтану, подальше от потихоньку начинающихся
приготовлений к свадьбе. Отделить себя от отцовской пуповины,
заложить фундамент будущего Дома и создать собственное Имя. А так
же заявить о себе — не как о мальчике, но как о муже. О Мастере. И
здесь на сцену выходил будущий свадебный подарок — на самом-самом
громком торжестве последних лет. Пышном, ярком — и невероятно, до
сахарной патоки политическом. Таким, что его посетит большая часть
Амана — включая Валар. В частности, Ауле, что ожидал от
потенциального ученика доказательства его мастерства.
Для Малекита — возможность показать себя, получить билет к
лучшему наставнику Валинора… и не только ему. Для Куруфинвэ ещё и
возможность обратить на себя взгляд отца, заставить того либо
восхититься, либо услышать немой упрёк, в том, что «младший» таил в
себе очень-очень долго, ловя каждое отцовское слово, вопреки холоду
наггаротских пустошей и их доводов.
Например сейчас. Обычная похвала. Всего лишь признание заслуг и
мимолëтное упоминание того, что Финвэ по прежнему считает своего
старшего сына наследником — и Феанаро, хоть и наученный и
умудрённый опытом и знаниями Короля-Чародея, был снова готов
принять на веру всё, что ему говорил отец. И Малекиту даже трудно
было его винить. В своë время самому было сложно поверить в
предательство Морати, попавшей под влияние треклятого меча и
вообразившей «любимого племянничка» возрождëнным Аэнарионом.