— Я отвечу сразу на самое важное, ведь то, что тебя это волнует
по-настоящему, ата, видно слишком хорошо, — Феанаро подпустил в
голос тепла, дав волю младшей половине своей души. — И ты. И
Нолофинвэ. Вы оба моя семья. И будете ей всегда, пока стоит
Танекветиль. И мне жаль, что подозрения в том, что это не так,
отравили твою душу. Более того. Как я и говорил ещё тогда, после
рождения моего брата — я научу его всему, что знаю сам. Тем более,
что если у меня самого родится ребёнок — они не слишком-то и сильно
будут отличаться в возрасте. Подружатся, скорее всего.
— Но? — нолдо, явно расслабившийся и повеселевший после слов
сына, не мог не вернуть ему его же сарказм.
— Но я не могу не замечать очевидных для меня вещей. И не думать
о них тем разумом, что дал мне Эру Илуватар, — золотые глаза слегка
сощурились. Сейчас Малекит вступал на тот тонкий лёд предположений
и теорий, которые, исходя из всего прежнего опыта друкая, банальной
логики и множества косвенных признаков, были верными. Но прямых
доказательств, которые могли бы точно убедить Финвэ, у него не
было. А значит приходилось говорить осторожно. — Я не буду сейчас
ничего утверждать. Просто перечислю факты. И прошу подумать о них —
без привязки к сыновьей привязанности, нашим отношениям или ещё
чему то. Посмотри на них, как сторонний наблюдатель. А потом — ещё
раз, но уже как правитель. Как наш король, что правит долго, мудро
и обладает огромным опытом.
— Я слушаю тебя, — расслабившийся было «отец» вновь напрягся,
внимательно смотря на визави.
— Итак, — былой повелитель Наггарота глубоко вздохнул, готовясь
слушать возражения, даром что один из аргументов был слишком личным
и от него можно было легко отмахнуться. Тем более, силы явно нужны
были, учитывая, что тема была крайне болезненной для его «младшей
половины». — Моя мать. Любящая искренне и глубоко — по твоим же
собственным рассказам. Она ждала меня. Я был желанным ребёнком. Но
в тот момент, когда я родился и нуждался в ней больше всего, она
оказалась не в силах справиться с нежеланием жить, уйдя в Мандос. И
усталость эта от мира была настолько сильна, что, даже когда ты на
том суде молил её вернуться к семье, Мириэль Териндэ отказалась,
собственноручно отдав тебя в руки другой женщины. Хотя любила тебя
не меньше, чем меня.