Однако именно это и происходило. Зачастую казалось забавным
дурацким сном, плодом выверта его тысячелетнего сознания. Что ещё
мгновение — и он окажется дома. В его давно уже ставшей
родной Башне Холода в Наггаронде. И вновь, как встарь, будет вечная
война, и вновь — терпеть боль от шрамов, оставшихся на теле после
пламени Азуриана. Однако чем дольше пытаешься проснуться — тем
вернее понимаешь, что нет, всё взаправду.
И Король-Чародей действительно стоял перед Ауле, что должен был
засвидетельствовать брак — в чëрно-ало-серебряном камзоле, в чёрном
плаще с кровавым подбоем. Над установленными шатрами и павильонами
реял чëрно-серебряный стяг с крылатым драконом, держащим в лапах
восьмиконечную звезду — знак, значение которого до сих пор понимали
лишь немногие, но сегодня ему предстояло стать более ясным.
Выжидательно смотрела толпа. На торжество собрались многие и многие
Нолдор. Самых первых можно было разглядеть лица Финвэ и Индис,
ехидную физиономию Лаурэфиндэ, одобрительно кивающего Махтана,
некоторых Ваниар — забавно, но, похоже, после разговора с «отцом»
Ингвэ всё же решил сохранить лицо.
А ещё, рядом стояла женщина, которой предстояло не просто греть
королевскую постель. Нет — ей было предначертано стать полноценной
королевой. Такой, какой была Морати при Аэнарионе. Такой, что, в
случае, если это понадобится, сможет подменить Чародея на троне.
Такой, что будет не просто украшением, но напарником, разделяющим
многие его мысли и воззрения. Малекит для этого приложил уже немало
усилий. И собирался приложить ещё больше.
Сын Аэнариона не без гордости (и, чего таить — толики любви,
порождённой младшей половиной души) смотрел на избранницу. И куда
делась мастерица в рубашке, вечном запыленном каменной крошкой
фартуке, с тугим хвостом, который не мешал работе? Та самая, с
которой они вечерами спорили над новым алфавитом, или обсуждали
новый чертёж? В лес убежала, видимо. Нет, сейчас перед тёмным
эльфом стояла девушка, которую он не побрезговал бы привести на
один из приемов в любом из городов Наггарота. Лёгкое, летящее
платье, великолепно подчеркивающее фигуру, расшитое серебром было
серебристо-серого цвета с небольшими чёрными вставками — словно
являясь антиподом его собственному наряду. Густые медные волосы
волнами разливались по плечам. Серые глаза горели: смущением от
столь большого внимания толпы, вызовом, лёгкой смешинкой, теплом по
отношению к Феанаро — всё одновременно.