А еще на память.
Я, по-моему, уже видела этот стройный ряд пирамидальных тополей,
который начинается чуть дальше по другую сторону дороги. Лесополос
здесь нет на широком участке, лишь это место вечно зеленеет от
перезагрузки к перезагрузке. Но при последнем обновлении появился
кластер с заметными изменениями — высокие деревья стали плохо
выглядеть: некоторые засохли от комля до макушки, с их стволов
частично или почти полностью осыпалась кора; на других листва
сохранилась лишь в небольших количествах (обычно на нескольких
ветвях в самом низу).
На фоне светлеющих небес, характерные заостренные верхушки
трудно спутать с чем-нибудь другим, и то, что они высохшие, — тоже
не скрыть. Получается, по этой дороге мы регулярно ездили в карьер,
пострелять по мертвякам, а я люблю поглядывать в смотровые щели и
давно уже запомнила, что и где здесь располагается. Другой похожей
группы деревьев не припомню, плюс располагается она на подъеме —
это хороший ориентир на преимущественно плоской местности.
Смрад гари и разложения — пусть и неприятный, но ориентир.
Получается, это то самое место, где я первый раз попыталась сбежать
от западников. Момент был очень даже подходящим — на их слабо
оснащенное посольство напали муры, расстреливая, будто в тире, из
хорошо вооруженных боевых машин, метко поражающих цели ракетами и
снарядами за километры. Из пылающей техники выскакивали люди,
пытались организовать оборону у линии тех самых тополей, стреляя в
темноту степи из гранатометов и получая в ответ лавину сметающего
храбрецов огня. Ну а я, не горя желанием принимать участие в чужом
для меня бою, удачно выбралась из обшитого сталью карьерного
самосвала и начала тихонечко пробираться по кювету за дорогой.
Подданные господина Дзена предпочли умереть, сражаясь, как это
принято у западников, отчаянно-безрассудно, насколько мне известно,
за единственным исключением никто не последовал мои путем.
До сих пор не понимаю, почему полковнику никто и слова плохого
не сказал. Он, ведь, получается, бросил своих людей, сбежал,
оставив в тяжелый момент, его поведение позорно даже по меркам
Азовского Союза, где порядки куда либеральнее.
Да уж, в том, что касается странностей, западникам нет
равных.
Сгоревшая техника в Улье никому не нужна, ведь здесь нет
металлургического производства. В редких случаях забирают ржавые
корпуса бронированных машин, чтобы вдохнуть в них вторую жизнь:
убрать поврежденное оборудование, вычистить, покрасить, поставить
новые двигатели и прочие необходимые агрегаты. Нужно признать, что
новая жизнь получается несладкой, некогда грозные многотонные
монстры обычно выглядят жалко и сильно не дотягивают до прежней
эффективности. По слухам, где-то далеко на юге в одном из крупных
союзов сумели организовать полноценное ремонтное производство, с
привлечением ксеров и редких специалистов, работающих на собранном
отовсюду оборудовании, но здесь до такого еще не дошло.