Помнить бы ещё, к чему я привык.
Наконец язычок пламени был готов, и я
поднял его над вытянутой рукой, улавливая каждое, даже самое слабое
дуновение ветра.
Пройдя круг, я наконец увидел, как
стоящий столбом огонек шевельнулся рядом с зеркалом, возле которого
лежал скелет того, кто покинул пентаграмму. Вот только ветер едва
улавливался и шел из узкой щели, в которую невозможно было засунуть
палец.
Решение пришло мгновенно.
Усмехнувшись, я резко опустил руку и, не раздумывая, создал кинжал.
Синяя рукоять идеально легла в ладонь, а раздвоенное лезвие-жало
привычно потянуло оружие вниз. Подкинув его на ладони, я на
мгновение залюбовался собственным произведением, а затем меня
накрыло.
Я никогда не любил германского
художника. Разделял его страсть к древним артефактам и уважал за
фанатичную целеустремленность, но его догматы избранности расы были
мне совершенно чужды и противоречили всему, что я знал и любил. В
конце концов даже принцип ордена, в который я вступил: Способным по
способностям.
Каждый может пройти путь от ученика
до великого магистра, если, конечно, у него есть к этому дар.
Каждый, сколь угодно низкого или высокого происхождения. Любого
социального статуса, расы или веры. Художник же отрицал саму
возможность такого возвышения, ставя одну расу выше всех остальных.
И сегодня он поплатится за свое высокомерие.
Улыбнувшись, я двумя руками снял с
пьедестала древний кинжал неизвестного автора. Величайший
скандинавский артефакт, по легендам, принадлежавший самому богу
обмана и лжи. Великолепному Локи. Снял без опаски, ведь все
ловушки, как электрические, так и механические и взрывные, уже были
обезврежены, стража надежно усыплена, а следующая смена придет
только через час. И все же я кое-чего не учел. Истинности.
Стоило прикоснуться к артефакту, как
волна прошла по моему телу. Чуждая воля повелевала подчиниться,
встать на колени и принести присягу верности. Но я всегда был
слишком упрям, чтобы руководствоваться чем-либо, кроме собственных
принципов и интересов. Я удержался на ногах. Превозмог секундную
слабость и сразу после этого почувствовал растекающуюся по всему
телу новую силу. Кинжал признал мое право.
Тяжело вздохнув несколько раз, я
помотал головой, избавляясь от мельтешащих зеленых мух перед
глазами, и спрятал кинжал в непромокаемом чехле. Теперь предстояло
совершить обратный марш-бросок, позволяющий проникнуть в святая
святых художника. Полчаса в акваланге по канализации, затем спуск с
горы по ледяному склону и наконец несколько миль по патрулируемому
собаками лесу. Легкотня. Я и не с таким справлялся.