мира.
– А эту куда?
– Куда хочешь. Ступай. Принеси мне мятного чаю.
Припадок, случившийся с женщиной, похоже, окончательно затуманил ее разум. Она сидела голая на кровати и напевно бормотала непонятные слова.
«Свихнулась, – безучастно констатировал толстяк, стоя над ней. – Но не пропадать же попусту такой славной заднице».
Он расстегнул штаны и, повалив женщину, развернул ее задом к себе. Ему хватило минуты. Застегнувшись, он сказал:
– Вставай. Нам нужно идти.
Она не шелохнулась. Толстяк схватил ее и сдернул с постели. Потом собрал в охапку ее валявшуюся на полу одежду и сунул ей в руки.
– Пошли. Некогда. В машине оденешься. – Он потащил ее за собой. – Ну же, дорогуша, топай, ножками топай.
Перед домом все еще стояла «тарелка». Толстяк не любил лишний раз загонять машину в ангар, предпочитал открытую парковку. Он открыл дверцу и толкнул женщину на сиденье.
– Хорошо села? Знаю, знаю, ты не ответишь. Что ж поделаешь…
Он завел руку за спину и вытащил из-под пояса свою любимую игрушку, которой давно уже не пользовался. Направил ствол на женщину и выстрелил в голову.
– Что ж поделаешь, – повторил он, садясь за управление. – Хозяину ты не нужна. Мне тоже.
Он поднял машину в воздух и направил на север, туда, где землю укрывали густые леса. Начинало темнеть.
Мертвое тело бывшей супруги Божества, сброшенное с высоты, надежно укрылось под пологом елей и сосен.
Эта работа нравилась толстяку. За сегодняшний день он дважды, и впервые за двадцать лет, чувствовал возвращение родной стихии, той самой, полузабытой, о которой вспоминалось как о земле обетованной.
По первой профессии Камил был наемным убийцей.
Этой ночью Стаффи спалось плохо. Очень плохо. Снились кошмары, тело занемело, налилось тяжестью, и в груди образовалось стеснение, словно там внутри вырос еще один ряд ребер и давил на сердце. Снился огонь. Пожары. Много пожаров. Обгоревшие руины, черные, обугленные деревья, мертвый город. И мертвые люди в городе. Они не знают, что они мертвые. Ходят, разговаривают, едят. Смотрят на языки пламени, лижущие воздух, потому что больше им уже нечего лизать – огонь все пожрал.
Несколько раз Стаффи пытался проснуться, но не получалось. Сон, будто плотный мешок, надетый на голову, душил его и тянул в пропасть небытия.
С первым солнечным лучом Стаффи мучительно закричал и, лягнув ногами, проснулся. Голова упиралась во что-то жесткое, и внизу, под ним, была не постель, а тоже – твердое, неудобное, причинявшее телу страдания. Он потянул носом. Пахло гарью, большим пожаром. Значит, сон был правдив. Значит, – Стаффи похолодел – и мертвецы будут в мертвом городе?