Картина возникла пред внутренним взором столь явственно, что
Деване почудился острый запах крови, ударивший в нос. Металлический
и свежий. Женщина на полу. Её подруга. Нежная, хрупкая Рослин с
карими глазами лани, остекленело глядящими в пустоту. И Крисмера
над ней. Любящего мужа, который наверняка не мог поверить в
происходящее. Ужас накрыл его не сразу. Гнев. Боль. Отчаяние. Такие
горестные события предугадать нельзя. Невозможно подготовиться. И
невыносимо переживать.
Рослин. Милая, умная Рослин. Когда Деване было пять, а Рос
десять, принцесса по детской неловкости частенько ломала кукол.
Другие фрейлины говорили, что это ерунда, отец-король купит ей ещё
сколько угодно. Но только Рос, будучи дочкой не дворянина, а лишь
мелкого чиновника, понимала, что друзей заменить нельзя. Она чинила
тех кукол для своей госпожи. Пришивала оторванные части и сажала на
растопленный воск разбитые фарфоровые ладошки, просила кузнеца
заменить шарниры, когда те выходили из строя и отламывались. Но не
позволила выбросить ни одной куклы, по которой плакала её маленькая
госпожа.
Как страшно, что человека не починить и не склеить никаким
воском, сколь сильно бы ты не любил его.
Девана всхлипнула. Тихо и жалобно. А потом зарыдала. Отчаянно и
горько. Как не плакала уже очень давно. Совершенно не
по-королевски, уронив голову на сложенные на столе руки. И плакала
до тех пор, пока боль в груди не ослабла, сделавшись чёрной дырой,
полной бездонной тоски.
Чародей не трогал её. Дал выплакаться.
Крис неподвижно сидел, глядя в пространство впереди себя.
Заговорил лишь когда рыдания стихли, сменившись судорожными
всхлипами.
— Я ищу того, кто подослал убийцу. И найду. Клянусь. Кем бы он
ни был, он ответит за то, что оставил моего сына без матери.
Его сухой, усталый голос заставил девушку окончательно прийти в
себя. Она подняла на блондина зарёванные глаза. Вытерла щёки
тыльной стороной ладони. С усилием разлепила припухшие,
покрасневшие губы.
— Ты… ты совсем не спишь, да? — вдруг спросила Девана.
Крис моргнул. Он уставился на неё так, будто бы только что
вспомнил, что в столовой не один.
— В том и ужас, Ваше высочество, — хмурясь, ответил он. — Я живу
дальше так же, как и жил до того дня. А она — нет.
Дверь в столовую отворилась без стука. Вошла Мирель с большим
подносом. А за нею — миловидная пожилая повариха в тёмно-сером
платье и переднике. Плотная, круглолицая дама лет шестидесяти с
кудрявыми седыми волосами, которые на лбу выбивались из-под
неплотно завязанной синей косынки. Повариха несла второй поднос,
передвигаясь чуть вразвалочку.