Когда
он это сказал, я сильно вздрогнула.
–
Считаешь, никто не знает о твоем существовании? Ты настолько наивная идиотка?
Мне всегда казалось, что ты эксцентричная, но не тупая. Тебя спрятали и
спрятали хорошо. Замели все следы. Никто и никогда не смог бы тебя найти…Но ты
самостоятельно вылезла из укрытия и усложняешь всем жизнь. Как только поймут,
кто ты такая – ты превратишься в то самое слабое место, по которому так легко
найти Петра, в орудие давления, шантажа и ультиматумов в лучшем случае. В
худшем – тебя просто убьют. Тебя, твоего сына, твою эту Ларису Николаевну и
даже ее соседей, чтоб меньше народа трепалось. Так что давай вали отсюда, пока
никто не пронюхал.
– Я
никуда не поеду…Я хочу увидеть Петра. Я хочу ему помочь…хочу…я просто больше не
могу быть вдали от него. Поймите…не могу.
По
щекам градом покатились слезы. Меня просто трясло от отчаяния и этого
невероятного ощущения бессилия.
– Не
моги. Мне насрать. Давай, всё. Разговор окончен. Тебе пора. Коля отвезет, куда
скажешь. Хочешь, дам еще денег?
– Нет…
– Нам
дорогого стоило его спрятать. Сделать так, чтобы он исчез, и никто не мог его
найти. Но ты только одним своим появлением ставишь под удар все то, что мы
делали все это время. Откажись от него…как он отказался от тебя!
И
слышать это не просто больно, а невыносимо. Настолько больно, что я
захлебываюсь слезами. Отказался…оказывается, услышать это вот так, настолько
прямо и откровенно было намного болезненней, чем если бы с меня сняли кожу
живьём.
– Я не
понимаю…
Медленно
ответила, а потом рухнула перед ним на колени и обняла его за ноги. Вцепилась
изо всех сил, вцепилась так, чтоб он не мог пошевелиться, не мог от меня
отпрянуть или оттолкнуть, мои пальцы скрючились и дрожали, а его штанина
мгновенно стала мокрой от моих слез.
–
Пожалуйста, заклинаю, умоляю, сделайте что-нибудь…вы ведь такой хороший, такой
умный, такой…Прошу вас, Карл Адольфович…я люблю его, я так сильно и безумно его
люблю, что готова на все. Прошу вас…Ведь есть какой-то выход…вы ведь можете
придумать. Умоляююю…
Он
просто оторопел. Вытянулся в струну и застыл словно изваяние.
– Не
рви мне душу, дочка.
Хрипло,
срывающимся голосом.
–
Представьте, если бы я ею была…если умоляла вас, как отца. Дайте увидеть…дайте
хотя бы издалека.