Я
помню, каким сумасшедшим он может быть, в какого дьявола превращается от
страсти. Кусаю его пальцы так, чтоб до крови, и чтоб стиснул мне щеки ладонью,
продолжая долбиться, как бешеный. Теперь он стонет, надсадно с рычанием, его
вторая рука путается в моих волосах, он тянет мою голову назад, и его алчные,
сухие и искусанные губы набрасываются на мой рот. И это не поцелуй, это еще
одно проникновение, это овладевание всем моим существом, так, что язык
буквально впечатывается в мой, толкается мне в горло, а зубы треплют мои губы,
так же, как и я в ответ кусаю его, и мне хочется орать от привкуса нашей крови
во рту. Но я могу только мычать ему в рот и глотать его стоны, пожирать горячее
дыхание и едкие маты, срывающиеся между поцелуями.
Сжимает
мою шею, не дает оторваться от своего рта и долбится быстрее, сильнее,
яростней. Стол дергается, стучит о пол, как и мое тело о столешницу. Моя грудь
трясется из стороны в сторону, и одна его рука ловит ее, сдавливает по очереди,
выкручивая соски. Каждое касание – удар хлыста по содранному мясу, по самым
костям, по иссохшимся от разлуки нервным окончаниям.
По мне
градом льется пот, как и по его телу. Меня накрывает так сильно, что я снова
пытаюсь кричать, и его рука накрывает мой рот снова, буквально вгоняя в него
четыре пальца, которые я яростно прикусываю, закатывая глаза и сотрясаясь от
ослепительного, едчайшего, как серная кислота, оргазма. Меня так сильно сжимает
судорогами, что я буквально стискиваю его член, сдавливаю конвульсиями и слышу
низкое грохотание-рычание, а внутри разливается его сперма, усиливая
наслаждение, от которого пронизало электричеством каждый атом моего тела.
Секунды…долгие
секунды общего слияния в одну дикую и адскую нирвану. Трясет обоих, оба
всхлипываем, пытаясь отдышаться, и все еще впившиеся губами в губы друг друга.
Прижимаясь лбами, взмокшие, задыхающиеся, обессиленные и на какие-то
нано-мгновения честные до боли.
Его
губы трутся о мои. Всего лишь один раз, мимолетно, почти незаметно. А потом
словно пришел в себя. Швырнул на стол, как ненужную тряпку, снова выпил и
развалился на диване. Закрыл глаза одной рукой.
–
Помойся.
Скомандовал,
и я, шатаясь, пошла в ванну. Все тело болит, саднит… а внутри все еще
подергивается отголосками оргазма истерзанная им плоть. Мне хочется что-то
сказать, а я не могу. У меня вырезали возможность сказать ему, как скучала, как
безумно хотела его увидеть и что я готова ждать его сколько угодно, и что для
меня не имеет значения, что он теперь не тот, кем был…