Впрочем, на том их разговор оказался завершен.
- Я пойду? – спрашивает князь.
Дружинники с дороги и пусть далеко они ходить не ходили, но
дело свое сделали – земли дреговичей от вражины уберегли, да добычу в селение
принесли. А как известно, сделал дело – гуляй смело.
- Валяй, - отвечает голова.
Я в который раз удивляюсь. Вот так вот легко, князю, этот
мужчина говорит «валяй». Честно говоря, у меня в голове совершенно другое
представление о взаимоотношениях князя, дружины и всех других поселян. И в моем
представлении есть твердо понимание, что «валяй» остальным может говорить
только князь. Как еще? Князь на то и князь, чтобы приказывать и распоряжаться.
А Олаф такой князь, что хоть в кавычки ставь, полунязь разве что. Решения
единолично этот человек не принимает, если вообще принимает хоть какие-то
решения, извиняюсь за тавтологию. Так, наемник, без особых прав и привилегий,
не имеющий никакого отношения к реальной власти. То же, что князь слушается
голову, отсчитывается перед ним (хотя ради приличия замечу, что голова также
почтительно относится к Олафу) лишь подтверждает мой вывод. Впрочем, если на
чистоту – мне не горячо не холодно от того какой вес среди дреговичей имеет
Олаф. Если ключевые решения у дреговичей за головой, то вот он – передо мной.
Договаривайся, не хочу.
Голова переключается на меня, с минуту рассматривает, особо
на ране задерживается, а потом говорит.
- Ну и что с тобой теперь делать будем, у нас милый человек
в краях жизнь не соль, раненых не с руки выхаживать
- Ты голова за мою рану не переживай, до вас дошел? Так
дальше тоже как-нибудь сдюжу, - отвечаю.
- Допустим, - пожимает плечами голова. – Ты хоть что делать
можешь? Расскажи, будь добр, чтобы я смекнул, как с тобой поступать.
Я беру пару секунд на раздумье. Что делать умею? Да вот
хрен его знает, выходит, что ничего. Если конечно дреговичам не надо собрать
стартап и деньги отмыть. А может надо? Замутим пару схем…
Голова видит, что я колеблюсь с ответом (хотя реально,
блин, прошло секунд пять с тех пор, как он вопрос задал).
- Ну вот, все с тобой ясно, - холодно и безразлично говорит
он. – Ничем ты здесь не пригодишься, даже если очухаешься. Ступал бы ты… -
щуриться, оценивает меня дальше. – Я бы может и сказал своим ребяткам, чтобы
тебя покормили, напоили, да на ночлег устроили, да говорить не буду – не люблю
я чужаков, уж извини, – голова расплывается в улыбке. – Проваливай.