В себя Дунай пришел минуты через три,
выблевав окончательно все возможное, чуть не выхаркав легкие.
Что-то изменилось вокруг за небольшой кусок времени, пока он
валялся в полузабытье. И странном видении, совершенно
непонятном...
Дунай сжал зубы, закусив до крови
губу, напрягся. Руки-ноги, пусть и плохо, но слушались. В дверь за
спиной монтонно колотили, удары молотами отдавались в гудящей
голове. Странно, что никто еще не проник в вагон с обратной
стороны, пробравшись по крыше до последнего. Ведь уходя оттуда,
Дунай не стал закрывать люк, ведущий в башенку наблюдателя.
Подумалось, что мало ли как придется удирать с Любавой, вдруг и
времени не окажется. А лучше бы прикрыл, честное слово. Не пришлось
сейчас бы переживать. Он смог встать, наплевав на рвущихся к нему
шайнов, и понял, что лучше бы прикрыл тогда люк, защелкнув изнутри
его замок.
Человек стоял в середине правого
прохода между ящиков. Высокий мужчина, не ниже самого Дуная.
Виденные и убитые пластуном шайны были куда как мельче. Шлем, с
острым навершием и султаном еще и добавлял ему роста. Причудливая
маска, похожая на разъяренное лицо, с отверстием рта и глаз.
Доспех, из кирасы, наплечников и набедренников, очень искусно
сделанный из находящих друг на друга стальных пластинок. Красная
ткань одежды под ним, непохожая ни на одну из виденных Дунаем
раньше. В руке воин держал странноватый меч. Длинный и слегка
изогнутый клинок, с округлой пластиной на месте гарды, с очень
высокой заточкой самого лезвия. На глаз пластун мог сказать, что на
рукоять враг спокойно сможет положить и вторую руку. Хотя… удобнее
положить на оплетку из кожаных ремешков всего три пальца. Именно
так, да и меч сразу стал понятен, всплыл из памяти. Такие клинки в
кремлевских оружейных закромах тоже попадались, сохраненные из
далекого прошлого, привезенные кем-то и когда-то с далекого
востока. Надо же, не думал пластун встретить что-то похожее.
Шайн поднял свободную руку, потянул
ремешок на подбородке. Ишь, каков! Дунай даже усмехнулся. Воин
неумолимо напоминал по повадкам многих, хорошо знакомых ему людей.
Отец пластуна порой предлагал поединок даже вшивым мохначам нео,
гордясь воинской отвагой и честью. И этот шайн, зуб можно дать
смело, такой же. Сам Дунай так бы не поступил, для него важнее
результат и жизнь. Своя, оставшаяся при нем, в отличие от
противника. И наплевать, что там тот подумает. Шайн, видно, такого
мнения не разделял. Давно мог бы прикончить беспомощного блюющего
пластуна, ан нет. Дождался пока тот придет в себя.