Наши дни
— Твоя премьера сорвалась из-за него? — холодно спросил Юра.
Брат будто заледенел весь. Лицо недвижимое, каменное.
— Да. На генеральной репетиции я была. А вот премьера… нужно
было приехать пораньше, нанести грим, ну как обычно. С утра я забрала пуанты,
вернулась домой к Игнату, и он меня просто не выпустил. Запер.
— И изнасиловал, — договорил брат. — Это было именно
изнасилование? Оно?
Я смогла лишь кивнуть. Говорить больно. Не хочу. Будь моя
воля, я бы вообще забыла обо всем этом, как о каком-то ненастоящем кошмаре, вот
только проблема вся в том, что это не сон. Это реальность.
Игнат не бил меня. Не выкручивал руки. Это не было как в
фильме ужасов, где маньяк грязно насилует свою жертву в подворотне, приставив к
горлу нож. Я не сопротивлялась даже, думала что Игнат остановится. Просто
просила его прекратить, а он… он как безумный был. Он знал, что я не хотела. Я
просила меня отпустить, а он… он отпустил меня только тогда, когда закончил.
Открыл дверь, и сказал что я могу уходить.
И тогда я ушла.
Убежала из его квартиры, которую перестала считать своей,
когда она в клетку превратилась. Всё буквально в один день произошло, за пару
дурных часов.
— Сиди здесь. Не высовывайся, — бросил брат, резко поднялся,
и шагнул к двери.
А я за ним кинулась, забыв про живот, мешающий мне быть
быстрой и легкой. Я буквально упала на его спину, обхватила Юру за талию.
— Не смей! Не смей, слышишь!
— Я его убью, — рыкнул брат. — Слава, мать твою, убери руки.
Ты меня не удержишь.
Это мы еще посмотрим. Я плотно прижалась к брату, сцепила
руки так, что если начнет отлеплять меня — причинит вред, очень уж плотно к его
спине мой живот притиснут. Так, что даже больно. И выглядим мы, должно быть,
странно со стороны.
— Я тебе это сказала не для того, чтобы ты мордобой
устраивал. И родители, мама, ты о них подумал вообще? А об отце? — зашептала я.
— Юр, нельзя им знать про это. Маму это убьет. А папа? Что он сделает? Глупости.
А потом будут меня в жалости своей топить, вот только это мне не нужно.
— Ты потому на него не заявила? — брат произнес это через
силу, все мышцы его напряжены, подрагивают, и я боюсь, что он снова сорвется.
Жалею даже, что рассказала, но, Боже мой, как же я устала уже молчать! — Я все
удивлялся раньше, какого хера изнасилованные девчонки не всегда в полицию идут.
Теперь начинаю понимать. Только не говори, что ты еще и себя считаешь в этом
виноватой.