– О леди Винтер, – ответил д’Артаньян. – Да, о леди Винтер, все преступления которой были, очевидно, неизвестны вашему высокопреосвященству, когда вы почтили ее своим доверием.
– Если леди Винтер совершила те преступления, о которых вы сказали, милостивый государь, она будет наказана.
– Она уже наказана, ваша светлость.
– А кто же наказал ее?
– Мы.
– Она в тюрьме?
– Она умерла.
– Умерла? – повторил кардинал, не веря своим ушам. – Умерла? Так вы сказали?
– Три раза пыталась она убить меня, и я простил ей, но она умертвила женщину, которую я любил. Тогда мои друзья и я изловили ее, судили и приговорили к смерти.
Д’Артаньян рассказал про отравление г-жи Бонасье в Бетюнском монастыре кармелиток, про суд в уединенном домике, про казнь на берегу Лис. Дрожь пробежала по телу кардинала, – а ему редко случалось содрогаться.
Но вдруг, словно под влиянием какой-то невысказанной мысли, лицо кардинала, до тех пор мрачное, мало-помалу прояснилось и приняло наконец совершенно безмятежное выражение.
– Итак, – заговорил он кротким голосом, противоречившим его суровым словам, – вы присвоили себе права судей, не подумав о том, что те, кто не уполномочен наказывать и, тем не менее, наказывает, являются убийцами.
– Ваша светлость, клянусь вам, что у меня ни на минуту не было намерения оправдываться перед вами! Я готов понести то наказание, какое вашему высокопреосвященству угодно будет наложить на меня. Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.
– Да, я знаю, вы храбрый человек, – сказал кардинал почти ласковым голосом. – Могу вам поэтому заранее сказать, что вас будут судить и даже приговорят к наказанию.
– Другой человек мог бы ответить вашему высокопреосвященству, что его помилование у него в кармане, а я только скажу вам: приказывайте, ваша светлость, я готов ко всему.
– Ваше помилование? – удивился Ришелье.
– Да, ваша светлость, – ответил д’Артаньян.
– А кем оно подписано? Королем?
Кардинал произнес эти слова с особым оттенком презрения.
– Нет, вашим высокопреосвященством.
– Мною? Вы что, с ума сошли?
– Вы, конечно, узнаете свою руку, ваша светлость.
Д’Артаньян подал его высокопреосвященству драгоценную бумагу, которую Атос отнял у миледи и отдал д’Артаньяну, чтобы она служила ему охранным листом.
Кардинал взял бумагу и медленно, делая ударение на каждом слове, прочитал: