«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма - страница 46
Дядя Вечик сначала был безработным, а потом на трамвайной остановке он кому-то из Ленфильма приглянулся, и его пригласили на массовку. Дядя Вечик и там приглянулся, и его оставили осветителем, очень скоро он стал оператором. Все фотографии у нашего дома делал дядя Вечик. Какое-то время у него на студии была должность осветитель-фотограф (правильно: «Вячик», родители и сестры так и звали, а я звал Вечик, и меня не поправляли). А кинофильмы тогда были тоже высокохудожественные: «Веселые ребята», «Огни большого города», «Чапаев», «Большой вальс» и т. п. Ни в одном фильме молодых людей не учили бить ногами упавшего.
Тетя Яня и тетя Геня стали студентками института, В нашем доме студентами были только они.
Мама окончила курсы и стала счетоводом, а потом и бухгалтером в жилищной конторе (в Жакте).
Из самого раннего детства осталось в памяти, как меня на руках держит мама (на Старой улице в общей кухне), думая, что я сплю, а мне так приятно и не хочется просыпаться. Когда разговор заходил об отце, я говорил: «Мой папа кулак» и показывал кулачок.
Для родителей мамы я был помехой маминого «счастья»: одно дело красивая молодая женщина, и другое дело – «женщина с ребёнком». Я помню вырвавшиеся при тихом разговоре с дедушкой слова бабушки: «Камоцкое отродье», но ни разу в жизни ни бабушка, ни дедушка меня не наказывали и не кричали на меня. И вообще, в нашей большой семье, жившей в одной комнате, я ни разу не слышал громкого или обидного слова по отношению друг к другу, только постоянная забота у всех обо всех. Всё же, из этого возраста я помню, что часто, ложась спать, мне хотелось заснуть и не просыпаться.
Чего мне не хватало? Меня не наказывали, я был сыт и одет.
Возможно, я был излишне впечатлительным, переживал незначительные нюансы отношений. Был безответным (ни разу в жизни сам не затевал драки) и в засыпании видел выход из какого-то положения, вполне вероятно пустяшного. Правда, осталось впечатление мелких обид от бабушки, которые она наносила непреднамеренно, а так уж в силу сложившихся семейных обстоятельств.
Как-то к нам приехали Бичи, вероятно, оставить на лето у бабушки с дедушкой кого-то из детей. За обеденным столом сидели только приехавшие, и мне, по мнению бабушки, там делать было нечего, но мне показалось это обидным, и я на бабушкиной лежанке затаился за шкафом. Старший сын, капризничая за столом, выковыривал из твердой сырокопчёной колбасы «противный» жир, а у меня, от обиды на невнимание ко мне, капали из глаз слёзы. Макар Семенович заметил мое отсутствие, и я был посажен за стол. Это единственная обида, которую я запомнил, т. е. обиды были мелочные, и о них я, кроме этой одной, и не помню. Да и случай-то был исключительный – Макар Семенович приехал к родителям жены, отсюда и «Московская». У них дома в Любани, где я как-то проводил часть каникул, обеды были обычные, и никаких капризов не было.