А может, на выставку картин пошла? Стоит там по сторонам смотрит, вопросы всем задает. Почем метр сатина? Где взять войлок для матраса? Нет ли здесь поблизости почтового ящика? Да я не знаю, что уже думать!
А может, она в цирк пошла? Там как раз акробаты! На кольцах висят, по канатам лазят, пируэты исполняют, сальто без рук. Так там и гимнасты, наверное, выскочили в трико, а Зине только и надо, чтобы вокруг неё прыгали, скакали. То полку повесь, то диван передвинь.
А может, она на вокзале стоит, поезда встречает? Думает, мужики из других городов другие? Не болеют, не кашляют? Знают про азимут? Про пересечение двух прямых? А может, она у бани стоит, разглядывает кто чище и никакого стыда?
Вдруг, слышу, дверь открывается, думаю, неужели вернулась? Искала, никого не нашла?
– Ой, – говорит, – как же я устала! И ты представляешь, Валера, были с набивным рисунком, но не хватило, пришлось взять вот эти, – она развернула передо мной какие-то покрывала. – А там еще были жаккардовые с бахромой, и гобеленовые, и с вышивкой и в полоску. Ой, ну когда же у нас будут деньги? – она в отчаянии посмотрела на меня. – Когда ты перестанешь лежать на диване?
А я с работы пришел и лежу, а что мне еще делать?
– Еще и в грязных штанах? – говорит она и начинает стаскивать с меня брюки. – Все люди приходят с работы, сразу моются, переодеваются, ты один только не моешься, лежишь тут, как чушка, еще и на чистом одеяле. Иди, мойся сейчас же!
Пошел я в ванную, а мне неохота мыться. Да мне вообще ничего неохота! А Зина всё мимо ходит, заглядывает.
– Мойся лучше, – говорит, – побольше мочалку мыль, намыливай ее, что ты водой моешься? А уши? Да кто так моется? – она схватила мочалку и стала шоркать меня со всей силы. – Все мужики сами моются, а ты? Да ты даже помыться не можешь, Прокопушкин, еще фамилию такую носишь! Постыдился бы!
А у меня спина уже болит, мужики так в бане не шоркают.
– Зина, – говорю, – ты иди, я сам помоюсь.
– Ой, – причитает она, – сам он! Гляди-ка! Вот твоя чистая трикушка и майка. Попробуй, надень свои грязные штаны, я тебе не знаю что сделаю. Ой, ну все мужики моются, знают, где дрель, где отвертка, почем метр сатина. А ты? Ни одной книжки не прочитал, как я живу с тобой?
– Не живи! – вдруг говорю я.
– Да что вы говорите! – рассмеялась она. – А как ты жить без меня будешь? Ты же сам ничего не можешь, Прокопушкин! Скажи спасибо, что я рядом, что ты хоть на человека похож! Намыт, накормлен, в чистом во всём, – она затрясла перед моим носом трикушкой. – Без меня он собрался жить. Надо же!