Не пригодилось. Прокопыч и Веденякин
одновременно выпалили из пистолетов, и разогнавшийся всадник
полетел через гриву своего коня в пыль, разбрасывая веером кровь из
простреленной головы.
- И зачем это было нужно, корнет? –
ворчливо осведомился Ростовцев. – Я бы и сам отличнейше
справился!
Прокопыч потупился – он ведь тоже
выпалил без команды. Впрочем, ординарец недурно различал интонации
начальства и видел, что тот нисколько не сердится, а тешит свой
гонор. Как же – его, лихого рубаку, лишили законной победы!
- Я думал… - лицо корнета пошло
багровыми пятнами. – Я полагал, что командира в бою следует
защищать, не жалея сил и не считаясь с опасностью. Так и в уставе
написано!
- Где вы опасность-то увидели? – не
унимался Ростовцев. Он соскочил с коня и присел на корточки,
рассматривая убитого.
– Зелёные мундиры без шнуров,
приборное сукно лазоревое – конные егеря из дивизии Люилье. Или это
ты его подстрелил, Прокопыч?
- Никак нет, вашбродие! – отозвался
Прокопыч. – Я в лошадь целил, в неё и попал.
- Ну, так добей, коли попал… -
поручик кивнул на распластавшуюся в пыли гнедую. Та совершено
по-человечески стонала и дёргала пробитой шеей. – Всё ж, живое
дыхание, неладно, чтобы мучилась.
Ординарец кивнул и вытащил из ольстра
второй пистолет. Грохнул выстрел. Корнет поспешно отвернулся,
физиономия его сделалась белой, как бумага.
«А мальчишку-то, того гляди,
вывернет. - подумал Ростовцев. – Впервые своими руками убил
человека, да как – мозги во все стороны... Водки ему предложить,
что ли?»
- А другой, вроде, жив. – сообщил
подъехавший Вревский. Разряженное ружьё он держал вертикально,
уперев приклад в бедро. – Я, правда, не осматривал, но шевелится и
сквернословит даже.
- Пошли, побеседуем. – сказал
Ростовцев. – Может, расскажет что-нибудь? А вы, корнет, глотните
крепкого, а то ведь в кусты блевать побежите. И не придумывайте
себе чего не надо - по первому разу у всех так, можете мне
поверить.
- Не жилец, вашбродь. – сообщил
Прокопыч. – Хребет ему пулей перебило со становой жилой, кровь так
и хлещет. Вот-вот представится.
- Нацеди ему своей... – приказал
Ростовцев. – И не жадничай, он ведь сказал обо всём, что было
спрошено - пусть хоть получит напоследок облегчение.
Ординарец с сомнением посмотрел на
француза, но спорить с барином не стал – присел и поднёс жестяной
стакан от манерки к губам умирающего. Тот что-то пролопотал и
попытался сделать глоток. Пахнущая сивухой жидкость потекла по
губам, по подбородку.