Ехали скоро, чередуя строевую рысь с
шагом, чтобы не изнурять лошадей. Солнышко под вечер припекало не
так люто, пыль на дороге прибил утренний дождик, так что можно было
позволить себе развлечься беседой.
Обсуждали нового командующего;
говорили, что он, по слухам, отказался от мысли дать генеральное
сражение у Царёва-Займища – позиция не понравилась, - и собирается
отступать дальше, в сторону Можайска.
Веденякин между делом поведал, что
накануне встретил своего приятеля, служившего в первом батальоне
Ахтырского гусарского полка. Так тот рассказывал, будто бы их
батальонный начальник, известный всей армии стихотворец и отчаянный
сорвиголова Денис Давыдов намеревается предложить князю Багратиону
сформировать армейский партизанский отряд – и сам готов его
возглавить, имея целью разбивать французские обозы, ломать мосты,
трепать аванпосты и охранения. В общем, –изобретательно и
разнообразно гадить супостату, не давая ни минуты спокойного житья.
Прапорщик заявил, что подобная партия месяц назад была уже создана
по инициативе Барклая-де-Толли; командовать ею поручили
генералу Винцингероде. Потом
принялись обсуждать затею Давыдова, припомнив попутно упомянутые в
уставах Петра Великого корволанты и ранние, ещё времён царя
Алексея Тишайшего, ертаулы -
подвижные воинские отряды, выдвигаемые как для ограждения основных
сил от разведки неприятеля, так и для перехвата его снабжения и
диверсий по тылам.
Николай под конец заявил, что всё бы,
кажется, отдал за возможность попасть в такой отряд. Веденякин
ответил что Давыдов, конечно, отдаст предпочтение своим ахтырцам, а
если кого и возьмёт, то казачков. Оно и понятно: без станичников в
деле, требующем особенного, отличного от строевой службы, навыка,
никак не обойтись.
И – за разговорами проворонили
момент, когда из-за поворота дороги навстречу выехали два всадника
в чужих тёмно-зелёных мундирах.
Первый всадник крутанулся на месте и
дал шпоры коню. Но далеко не ускакал - ружьё Вревского пыхнуло
ватным облачком, грохнуло, и француз сковырнулся с седла в жёлтую
дорожную пыль. Второй не сделал попытки пуститься в отступ – то ли
храбр оказался сверх разумной меры, то ли не испытывал иллюзий
насчёт резвости своего коня, у которого из-под выгоревшего зелёного
вальтрапа и правда, проступали рёбра. Но взять с места в карьер
несчастная животина всё же сумела. Её хозяин привстал на стременах
и летел на Ростовцева, выставив по-уставному саблю – в вытянутой
руке, на уровне лица, клинок повёрнут плашмя. Рот храбреца был
раззявлен в отчаянном вопле, и было видно, что он намерен доскакать
до русских, а там хоть трава не расти. Ростовцев выдернул саблю из
ножен и в свою очередь поднял коня в галоп – встретить атакующего
карьером противника на рысях означало почти верный проигрыш.