, однако в свете вышесказанного корректнее было бы говорить о «постцерковности». Мы исходим здесь не из религиозной традиции, утверждающей устами Св. Киприана Карфагенского, что «вне церкви нет спасения», а из социально-политических реалий: современный западный христианин в своих религиозных убеждениях становится менее зависимым от церковной организации как в самой вере, так и в определении своего поведения в миру, в том числе – в политической, общественной и частной жизни, оставаясь при этом религиозным человеком.
Религиозная идеология формируется вне рамок партии, а потому консервативная партия, в отличие от других идейно-политических «семей», не обладает полным контролем над своими идейно-программными установками, если таковые связаны с религиозной моралью (например, в вопросах брака и развода, права на аборт, эвтаназии и т. п.). Это может создать конфликт между партией и церковью, но, с другой стороны, обеспечивает гетерогенность идейных установок внутри партии (Gunther, Diamond, 2003, p. 167–199). Добавим, что в условиях переопределения партийных систем, описанного выше, это с неизбежностью означает, что часть электората, для которого религиозные установки являются значимым мотивом политического поведения, отвернется от традиционных консервативных партий, что, в свою очередь, потребует иного представительства подобных интересов в политическом пространстве.