Так и пробежал он десяток километров от заимки охотничьей до поселка. Шел веселый, улыбался. А что? С добычей домой возвращался, сейчас ружья дома оставит – и в потребсоюз. А вечером можно и на танцы. Есть там одна девушка, Зоя – уж больно нравится она Алексею. Тоже, как и он, из староверов, себя блюдет, лишнего не позволяет. Такую и в жены взять можно. Денег вот только поднакопить надо на новую избу. Старая-то, отцовская, мала, все-таки шесть братьев у него и две сестры. Два старших брата женаты уже, отделились.
Шел Леха по главной и единственной улице поселка и улыбался. И сразу не понял, почему первый же встречный, бухгалтер сельсовета, желчный Степан Матвеевич, негодующе спросил:
– Чего радуешься?
– Домой вернулся, – недоумевающее ответил Алексей.
– А, так ты не знаешь?
– Чего?
– Война! С германцами, три недели уже идет. Немчура Минск взяла, Красная Армия отступает.
Леха так и оторопел. Конечно, откуда ему знать? В тайге радио и газет нет, только и узнаешь новости, когда домой возвращаешься.
Он рывком распахнул дверь в отцовскую избу и сразу увидел заплаканные глаза матери.
– Ой, лихо! – она зарыдала в голос. – Даже не простился!
– С кем?
– Два брата твоих позавчера на фронт ушли, Николай и Григорий. И на тебя повестка из военкомата пришла.
Новость оглушила, как поленом по голове. Выходит, страну его немец поганым сапогом своим топчет, а он ни ухом, ни рылом?
– Мам, ты «сидор» собери с исподним да бритву положи.
– Готово уже. Отец сказал, что ты днями будешь – как знал.
– Нетрудно угадать, запасы пороха к концу подошли.
– Как братья ушли, Зоя прибегала, тебя спрашивала. Ты бы зашел к ней, девушка хорошая.
– Мам, мне же повестка, мне в военкомат идти надо. Пока я здесь сижу, война закончиться успеет.
– Нет, сынок, отец сказал – это надолго.
– А товарищ Сталин говорил, что мы будем бить врага на его территории. И если сейчас Красная Армия отступает, так это потому, что напали неожиданно. Вот соберет товарищ Сталин кулак, ударит всеми силами – я и до фронта добраться не успею, как война закончится.
– Ты заговорил прямо как эти, комсомольцы, на своих собраниях…
– Я же русский, мама! Дай поесть чего-нибудь, утром только пустого чаю выпил, да и по хлебушку соскучился.
Мать выставила на стол чугунок с картошкой, порезала селедки, огурцов; прижав каравай хлеба к груди, бережно отрезала от него горбушку. Любил горбушки Леха, особенно с борщом, да еще когда горбушку чесночком натрешь! На танцы после этого можно было не ходить – девки носы воротили, так ведь он же не на танцы сейчас собрался.