Потом он сидел в открытом кафе под полосатым тентом на краю средневековой улицы в Верхнем Городе, а позади юная очаровательная парочка – он и она, едва ли старше его – пили пепси-колу, он ел сосиски и пил кофе, спиной испытывая к ним тяжелую зависть. Он мелко глотал кофе, чувствуя себя космически несчастным оттого, что все женщины города не принадлежат ему.
Над оранжево-красной, с черным крапом пестротой черепичных крыш ближайших домов, в летенем солнце, на непросохшей голубой акварели неба, штыкасто сверкал узкий граненый шпиль церкви, внизу чешуйчато блестел коричневый бугристый булыжник вверх к Замку поднимающейся, будто разгибающий спину дракон, улицы.
Максим наблюдал за нечастыми прохожими – был обычный будний день Тулленборга. Вот молодая мама с отвесными до плеч, белыми, как у Снежной Королевы, волосами (такой почти снежной белизны Максим в Электрогорске не встречал) толкает детскую коляску, мягко перекатывая ее с одного векового булыжника на другой, – явно местная. Вот шагает мужчина, шатен средних лет в джинсовом костюме, с ищущим взглядом – такого можно встретить и в Электрогорске, чего никогда не скажешь вот об этом худом и длинном студенте в очках на пуговке носа и с длинной кадыкастой шеей – светло-русые патлы его украшает голубая, опоясанная желтой полоской университетская шапочка с небольшим лаковым козырьком.
Наблюдая прохожих, Максим и не заметил, как за столиком напротив появилась девушка с чашечкой кофе. Это был тот тип лица, который можно и не выделить мимоходом, но, взглянув на него чуть внимательнее, что-то заставит вернуться к нему снова. Явно не местная – брюнетка медного отлива с тонким, бледным, будто никогда не знавшим солнца лицом, умеренной мягкой полнотой губ и темными глубинно-мягкими глазами – возможно, русская с восточной примесью, а скорее еврейка – может, из тех, предки которых появились здесь чуть позже рыцарей крестоносцев и жили на улочке алхимиков и магов в Нижнем Городе своей кастово-религиозной замкнутой жизнью.
Откуда-то появилась уверенность, что, обратись он к ней, она поймет его, прозрит в нем не только сегодняшнего мальчишку, но и будущего мужчину, и тот, провидимый сквозь его юные черты, станет хотя бы чуть-чуть ей мил и интересен, во всяком случае, подойди к ней – она не унизит, не отвергнет смехом и ли презрительным молчанием… Что бы ей сказать? – Все слова про погоду, про город и даже про ее красоту казались недопустимо обыденными и пошлыми. Конечно, надо было сказать что-то необыкновенное, новое, яркое, чего еще никто и никогда ей не говорил! Но что?!… – Максима напрягся, чувствуя, как уходит время, во рту стало сухо, и пронзительно тонко зазвенела в ушах кровь. Прочитать стихи?.. – Но он не помнил ни одного, да к тому же использовать чужие чувства для выражения своих ему казалось пошлее, чем говорить о погоде.