Через полчаса все было кончено. Инга, которой Муромцева ввела сильное снотворное, крепко спала, укрытая простыней. Людмила и Воскобейников тихо переговаривались, осматривая мертворожденную девочку.
– Все признаки гемолитической желтухи, – говорила Людмила, бережно переворачивая крохотное тельце, – надо вызвать детского врача.
– Незачем, все равно она не поможет. Все было ясно с самого начала.
Он беспомощно наклонился над мертвой дочкой, дотронулся до крохотного тельца. Людмила, у которой от жалости разрывалось сердце, отстранила его.
– Не надо! Андрей, Андрюшенька! Бедный ты мой, бедный!
– Ее нужно запеленать, – голос его звучал так тускло и безразлично, что Людмила испугалась. – Ее нужно завернуть в одеяльце, а то холодно.
– Андрей! Что с тобой, Андрей? Она же мертвая! Она родилась мертвой, Андрей! Погибла еще внутриутробно, и ты это знаешь. Приди в себя, Андрей!
– Да, да, – кивнул он с каким-то жутким спокойствием, – да, я знаю. Но что я ей скажу, когда она проснется? – взгляд его остановился на спящей жене. – Что мне ей сказать, Люда? Что? Я заверну ребенка и положу рядом – пусть думает…
– Ты сошел с ума, Андрей, что ты говоришь. Приди в себя, взгляни на меня!
Его ясные голубые глаза детски беспомощно и растерянно смотрели на Людмилу. Она осторожно обняла его за плечи и потрясла.
– Андрей! Опомнись, Андрюша! Инга еще долго будет спать. Пусть пока она спит здесь, а тебе нужно сейчас подумать о себе. Иди, отдохни, ты уже никому не поможешь. Я сама отнесу девочку в морг.
Андрей Пантелеймонович покорно выполнил все, что она говорила, и лицо его оставалось при этом все таким же детски-растерянным. Он вышел из процедурной и прилег на стоявший у стены кожаный диванчик. Людмила принесла ему таблетки.
– Полежи, милый, выпей таблетки и поспи, а мне нужно заняться Олей – я уже начала ее готовить, она волнуется.
Людмила прикрыла его одеялом и пошла к Ольге. В коридоре на таком же диванчике звучно похрапывал принявший валерьянку Иван Кузьмич, а в кресле за столом дремала старенькая Анна Игоревна. Муромцева проскользнула мимо них, стараясь не разбудить – сейчас ей нужно было работать без свидетелей.
Через час Воскобейников очнулся от тяжелого сна – таблетки больше не действовали, голова была ясной, и все случившееся вновь и вновь прокручивалось в памяти, заставляя мучительно сжиматься сердце. Он встал, зашел в процедурную и взглянул на спавшую жену. Инга не шевелилась, и Андрей Пантелеймонович, постояв рядом с ней, пошел в ординаторскую мимо храпевшего Ивана Кузьмича и по-старчески шевелившей во сне губами медсестры.