– Вторая.
Кивнув, я двинулся вдоль коридора прямо по камню, чтобы не оставлять на ковре лишних следов.
– А первая дверь слева?
– Зал Гринлинга Гиббонса[11], используется для небольших приемов или встреч с посетителями днем.
Стены были облицованы панелями из светлого камня, испещренными геометрическими узорами или цветочным орнаментом.
– Гринлинг Гиббсон? – спросил я. – Не он ли написал трактат о Древнем Риме?
Мистер Уилсон взглянул на меня с изрядной долей удивления, обычно присущего моему доброму другу Уотсону:
– Нет, он жил в семнадцатом веке, был прославленным скульптором и резчиком, никакого отношения к римлянам не имеет.
– Ясно. – Все эти декоративные финтифлюшки, на мой взгляд, слишком тривиальны. – А та комната, куда мы спешим?
– Бильярдная, сэр.
– Хм. – Вряд ли можно ожидать чего-то поистине ужасного в столь фривольном месте, как бильярдная. Пока что полы были неутешительно чистыми, на их поверхности не разрешалось осесть ни пылинке. Наверняка ковры в этом доме чистят одним из дьявольских электрических приспособлений, столь любимых американцами, – тех, что засасывают и заглатывают все, что могло бы оказаться уликой.
Как раз тогда, когда я обратил внимание на потрясающие размеры дома, по огромной лестнице справа спустилась крупная дама. Она была прекрасна и внушительна, как статуя Свободы в Нью-Йоркской гавани, и одета в роскошное платье по последней парижской моде, которое, однако, не скрашивало выдающуюся вперед нижнюю челюсть, говорившую о бульдожьей хватке.
Мой провожатый, увидев ее, застыл на месте, а я наблюдал за величественным приближением хозяйки с тем же благоговением, с каким придворные ожидают, когда с ними поравняется королевская особа.
Когда дама подошла к нам, ее взгляд был устремлен исключительно на моего спутника. Уилсон склонил перед ней голову. Четкий ритм шагов хозяйки не сбился, а меня удостоили лишь взглядом, скользнувшим по моей одежде.
Двери позади нас распахнулись, впустив грохот Пятой авеню. Я услышал, как дворецкий тихонько сообщил, что у входа мадам ожидает карета. Затем двери снова закрылись, и мы остались стоять в гробовой тишине. Слышно было, как мистер Уилсон сглотнул.
– Миссис Вандербильт, как я понимаю?
Он лишь кивнул. Подозреваю, мистер Уилсон не расстроился бы, если бы какая-нибудь таинственная сила унесла миссис Вандербильт прочь от всех нас. Америка гордится своим эгалитаризмом, но мне вдруг пришло в голову, что здешние светские львицы столь же деспотичны, как государыни Российской империи.