При всём при том за мягкостью разговора латыша чудилась некая нервозность, настороженность и вместе с тем, как ни странно, жёсткость. Даже во фразах, произносившихся как просьба, звучала требовательность, затруднявшая прямой отказ.
В общем, всё было странно и многое друг с другом не увязывалось. Богдан думал, думал, да и махнул рукой: всё равно завтра всё станет ясно.
Весь следующий день Богдан не находил себе места на работе – ему было необъяснимо жаль расставаться с полукругом.
«Я в любом случае постараюсь получить какие-нибудь объяснения», – думал Богдан по пути домой. – «Хотя, конечно, прежде стоит мужика, как следует, прощупать и понять, что он за фрукт. Например, если он имеет отношение к КГБ, то сразу же проявит себя: начнёт разговаривать в ультимативной форме или просто «корки» предъявит. Если же начнёт юлить, то понятно, что, наверное, просто учёный, не более…»
В конце концов, Богдана осенило: он вообще не покажет полукруг, пока латыш не ответит на интересующие вопросы! Ведь если гость окажется не кэгэбэшником, то что он сможет сделать?
Ингвар Янович оказался более чем точен: когда Богдан в одиннадцать минут седьмого поднялся на свою лестничную площадку, то почти натолкнулся на высокого мужчину с портфелем.
«Быстро же он прискакал с вокзала!» – мелькнула мысль.
Мужчина снял шляпу и слегка наклонил голову, улыбнувшись.
– Вы – Богдан? Очень приятно, рад встрече.
Богдан тоже машинально склонил голову и щёлкнул каблуками, затем отпер дверь и жестом пригласил гостя:
– Прошу, добро пожаловать!
Он сбросил осеннюю куртку и исподтишка наблюдал, как Ингвар Янович снимает плащ и как вешает его на вешалку. Гость не сделал даже попытки разуться, хотя и вытер туфли мимолётным движением о коврик в прихожей. Это вызвало легкое раздражение, но Богдан промолчал, благо, что день был сухой. «У них там, в Латвии, наверное, так и принято: всё-таки, почти Запад», – подумал он.
Во всех движениях Ингвара Яновича, хотя тот и выглядел дружелюбным, сквозило нечто вроде надменности: казалось, что он лишь проявляет необходимую терпимость к обстоятельствам, а сам еле сдерживает то ли недовольство, то ли брезгливость.
В комнате Ингвар Янович, не дожидаясь предложения, опустился в одно из кресел у журнального столика и сразу же перешёл к делу.