После того как стал послушником и снял мирские одежды, помощник эконома выдал мне новые. Каждому послушнику полагалось две нижние рубашки из белой ткани и туника из грубой коричневой шерсти, поверх которой надевался капюшон с пелериной. Зимой наряд дополнялся теплым плащом и деревянными башмаками, подбитыми шкурой.
По тогдашним обычаям мирскую одежду, в которой я прибыл в монастырь, следовало раздать бедным, но как-то так получилось, что узел с пожитками никто не потребовал, и он занял место под моим ложем. Поступок, позволю себе заметить, достойный порицания, но, как показали грядущие события, оказавшийся весьма кстати.
Осознав и прочувствовав свое место в святой обители, я мог только мечтать о знаниях и послушно исполнять свои обязанности. Орландо де Брег был прав, утверждая, что служение Господу – это тяжкое бремя! Человеку слабому и неискушенному монастырь мог показаться настоящим узилищем, что недалеко от истины! Устав братства был строг, а жизнь подчинена твердому распорядку.
Отсчет нового дня начинался в полночь, когда колокол отмерял начало табеля, созывая братьев на бдение, продолжавшееся до трех часов – полунощницы. После короткого полуторачасового сна следовала утреня и проводилась короткая служба. Еще один час для сна, и в шесть часов утра мы поднимались окончательно. Затем следовал капитул – собрание всех монахов монастыря, на котором обсуждались дела обители, а также оглашались списки братьев, которые преступили закон и были достойны наказания. После этого нас ожидали утренняя месса, молитва в кельях и монастырская месса.
После завершения службы братья приступали к работам, которые прерывались на полуденную мессу, трапезу и короткий отдых. В три часа пополудни вновь возвращались на работу, которую заканчивали около пяти часов вечера и отправлялись на ужин. Разумеется, за исключением постных дней, когда обходились одной лишь полуденной трапезой. В шесть часов ожидало повечерие, а в семь часов затворялись врата, и монастырь отходил ко сну.
Понимаю, что вам нет нужды вникать в жизнь простых монахов и послушников, но тем не менее, как и обещал, описываю начало этой истории со всем усердием, не забывая о таких вещах, как порядки и нравы, царящие в монастыре Святой Женевьевы.
Должен признать, что многое в святой обители меня откровенно удивляло и поражало, а особенно – отношение монахов к чистоте тела. В купальне, для которой было отведено отдельное помещение, полагалось мыться каждую неделю, а перед трапезой омывать руки, дабы грязью не осквернять пищу, дарованную нам Всевышним.