Над ответом его подруга размышляла недолго.
Лето пришло в Идарис рано. Оно выдалось мягким и в меру тёплым.
Весенние дожди уже прошли, а летние сезонные ливни, которые
случались ближе к Лите, ещё и не думали начинаться. Природа
радовала пёстрым изобилием и первыми урожаями. На выезде из города
адепты купили корзинку свежей клубники и ели её всю дорогу до
побережья. С такой весёлой безмятежностью, будто и не было у Криса
замотанного в мешковину мертвеца, которого он вёз перекинутым через
луку седла.
Вскоре Оникс и Пуговка миновали небольшую лесополосу за городом
и выехали на берег моря. Здесь Крис устроил импровизированный
погребальный костёр для своего неудачливого «пациента». И пока он
разжигал огонь и читал короткую молитву богам, Гвин отошла на
полсотни шагов вперёд, где разделась и пошла в море в одной тонкой
рубахе.
Крис украдкой глянул в её сторону. Палящее солнце слепило глаза.
Да и вообще рассматривать бывшую возлюбленную он не имел никакого
права. Он сам оставил её больше года назад. И слишком много времени
и сил потратил на то, чтобы построить между ними крепкие отношения
сродни братско-сестринских, поэтому не хотел разрушить всё
случайным действием или двусмысленным намёком. Но вишенка была так
пленительно хороша, что ВарДейк не удержался от нескольких взглядов
в её сторону. А когда жар в крови сделался нестерпимее, чем жар от
костра, адепт скинул одежду и сам отправился в море.
Прохладная, солёная вода обожгла воспалённую кожу. Крису
казалось, что каждый дюйм его тела пропитался запахами лаборатории.
Мышцы саднило от напряжения. Он нырнул. Ушёл на глубину. И
оставался там столь долго, что Оникс на берегу занервничал. А по
песку на дне сновали маленькие белые крабы, такие шустрые, что
адепт не смог поймать ни одного, сколько ни старался.
Когда же он вынырнул, то обнаружил Гвин сидящей на песке возле
его одежды. Девушка надела сухую рубашку и брюки, закатав штанины
повыше. Её сапоги и тонкий кожаный корсаж лежали рядом. Вишенка
занималась тем, что выжимала волосы, встряхивала их растопыренными
пальцами и снова выжимала.
Он вышел из моря с гордо расправленными плечами. Двигался
совершенно невозмутимой, неспешной походкой. И тщательно
игнорировал те пупырышки, которыми на ветру покрылась кожа, пока по
ней стекала вода. Подспудно ему страшно хотелось, чтобы она
посмотрела на него. Хотелось так, что в районе солнечного сплетения
образовался тугой, болезненный узел. В голове мелькнула шальная
мысль о том, что наверняка её губы сейчас солоны и горьки после
купания, а на языке мог остаться привкус клубники. Только бы она
дала повод проверить это. Хотя бы малейший.