- Я не считаю нужным поднимать эту тему, - говорит он, но поздно. Я взорвалась.
- Давай! Вали! Как ты обычно сваливаешь, когда правда начинает глаза колоть. Уткнись в свой сериал, ведь больше делать нечего. И сиди там, чеши свои яйца, размышляя о том, какая я сука, раз не возжелала подчиниться тебе. Но помни, блядь, о том, что я не товар в магазине. И если тебя что-то не устраивает, ты можешь сейчас собрать манатки и выметаться на все четыре стороны в поисках той, которая в зубах за тобой тапки будет носить.
Он молча встает и выходит, а я устало опускаюсь на стул. Перегнула. Чувство вины еще больше. И его я уже заглушить не могу. Как и не могу смириться с несправедливостью.
Арик: Ну и где ты?
Арик: Мы не закончили еще
Арик: Я жду ответ
Настя: Давай не сейчас. Я спать. Сильно устала
Арик: Хом, что-то случилось?
Оставляю сообщение без ответа и просто ухожу в комнату. И только забравшись с головой под одеяло, позволяю себе дать волю слезам.
Не знаю я, какой свет во мне видит кот, я в себе вижу лишь кромешный мрак. И почему ко мне все тянутся? Почему ищут поддержки? И почему не замечают того, что скрывается за самоуверенностью, язвительностью и способностью выстоять удар?
Сколько бы я не старался, из головы не уходит образ хрупкой, но невыносимой женщины. В ней был стержень. Это я понял с самого первого взгляда. Чуть изогнутая бровь, немного приподнята так, словно Настя насмехается над всем миром. Яркие глаза, в которых легко читались мысли и угадывались эмоции. Уголки губ, которые каждый раз вздрагивали, когда кто-то пытался прорваться в ее личное пространство. И руки. Почему-то в памяти всплывают руки. Длинные музыкальные пальцы, которые просто грех использовать для готовки, уборки или стирки. Они должны играть, перебирать струны гитары или же касаться клавиш фортепиано, извлекая нежные звуки.
Порой, мне казалось, что она раньше и была такой – нежной, отзывчивой, чувственной… Сейчас – зубастая акула. Стерва, которых свет не видывал. Готова стоять до последнего, если чувствует свою правоту. Если не права, может извиниться, но делает это в своей манере, не опускаясь на ступень ниже поднятой планки. Гордая и независимая.
Сколько раз я слышал ее разговор с кем-то. Кратко, четко, по делу, не оставляя места для сантиментов. Не знаю, кем приходится ей мужчина, но с ним она не церемонилась. Свободно пресекала все, что ей приходилось не по вкусу. Не церемонится и со мной. Ведет себя так, словно чувствует превосходство. Насмехается, если удается одержать победу в словесном споре. И чертовски соблазнительно прикусывает губу, если терпит поражение.