– Корсакова! Сколько раз тебе повторять, мой кружку! Чисти
пепельницу! Это что, так сложно?
– Степан… Лаврентьевич… – растерянно произносит
тридцатичетырехлетняя уборщица Корсакова Ольга четвертого уровня
социальной значимости, стараясь не смотреть на меня. – Вы же сами
запретили у вас на столе убираться!
– Кто это? Чего? Когда? – Горемычный с подозрением смотрит на
подчиненную, а потом, не стесняясь моего присутствия, устраивает ей
разнос и за грязную кружку, и за пепельницу, и за пыль, найденную
им бог весть где…
Он что, решил мне показать, кто здесь главный? Чувствую себя
неловко, когда кого-то при мне отчитывают. А уж когда меня…
Позавчера, когда мы с Кирой ездили к родителям, она так же
отчитывала меня – за толстокожесть, наивность, да и вообще за то,
что «дурачок великовозрастный». А все из-за Вики.
Я, ничего не утаивая, рассказал своим, что произошло в памятный
день знакомства с ее родителями. Потом под напором сестры и
внезапно присоединившихся к ней предков пришлось позвонить девушке
и поговорить так, словно ничего не произошло. Разговор получился
скомканным («Привет, как ты?», «Привет. У меня все хорошо, а у
тебя?», «У меня тоже. Тебе привет от Киры», «Спасибо, передавай и
ей тоже», «Ладно, пока, просто хотел узнать, как твои дела»,
«Пока»), но сестра осталась довольна. «Главное, напомнил о себе,
дал знать, что думаешь о ней», – сказала она. Впрочем, я и сам был
рад, что поговорил с Викой. Что бы я себе ни внушал, чувства,
которые я к ней испытываю, в один день не исчезнут.
В воскресный вечер, вернувшись с родительской дачи, я засел за
конкурсную главу биографии Куцеля и довольно быстро ее написал,
потратив на все не больше четырех часов, и то большая часть времени
ушла на работу с материалами. Закончив, отослал главу
организаторам, за что получил еще сто очков опыта, а перед сном
вкинул одно системное очко характеристик в «Ловкость», которая у
меня теперь достигла значения «8».
– Кто? Иваницкая? – Горемычный стучит кулачком по столу. – Живо
ее сюда!
Корсакова убегает за незнакомой мне Иваницкой.
Смотреть на показной цирк из-за невымытой кружки заведующего
желания я не испытываю. Зачем это все? Показать мне, как Горемычный
лихо справляется с вверенным ему персоналом? Или я просто здесь не
вовремя?
А может, напротив, вовремя? Чуть отодвинув стул, собираюсь
встать, но заведующий, уловив мое движение, видимо, понимает, что
слегка переборщил с налаживанием трудовой дисциплины в отдельно
взятом коллективе.