Здесь вообще повсюду было много таких
деталей, непрерывно напоминающих, что вы находитесь в эпохе
царствующего пара: идущие кое-где вдоль стен и конструкций трубы и
трубки разных размеров (функционал которых иногда был вполне
очевиден, а иногда угадывался с трудом), механические поворотные
звонки, специфического вида лампы освещения и подачи сигналов
(очень тёплого жёлто-оранжевого спектра). Периодически раздавался
характерный звук работающего парового двигателя (если вы хоть раз
слышали действующий паровоз, вы представляете, о чём идёт речь).
Никакой стали! Повсюду царствовали благородные медь, латунь и
бронза.
Зал, по-видимому, предназначался для
состоятельной публики. На это указывала и пафосная форма служащих,
и вычурные скамьи для ожидания, и полированный прилавок из красного
дерева, за которым трудился билетный кассир, периодически вращая
ручку сложного устройства, одновременно похожего на старинный
кассовый аппарат и старинную же печатную машинку. Этот дивный
механизм всего лишь оставлял оттиски на специальных билетных
карточках с виньеткой вокзала. Большая часть этих билетов, подумал
Петька, должно быть, осядет в памятных альбомах-хламовниках
путешествующей публики в качестве винтажной открытки.
Сквозь слегка подкопчённые стенки
павильона можно было разглядеть корпуса дирижаблей – огромные
кабачкообразные бандуры, к брюхам которых крепились богато
отделанные корпуса пассажирских салонов.
Причал номер восемь оказался прямо
напротив того места, где они вышли из маленькой рабочей двери –
всего-то перейти крытую вокзальную площадь и выйти на платформы.
Далее необходимо было войти в кабинку парового лифта – довольно
монструозную, хоть и богато украшенную – и подняться на посадочную
платформу дирижабля.
Проверяющий билеты швейцар уже начал
распахивать входную калитку, как вдруг перед ними выросла кучка
весьма неопрятных граждан. Они выглядели весьма колоритно в своих
засаленных рубахах с широкими рукавами, кожаных штанах, жилетах и
бесформенных кепках, и в иное время Петька не упустил бы
возможности разглядеть компанию повнимательнее, а то и пообщаться
для расширения кругозора, но первый, самый здоровый мужик
прошипел:
– Вы взяли не своё... – и протянул
руку к Яниной сумочке.
Медальон под рубашкой резко кольнул,
и трость словно ожила в его руках. Он пришёл в себя в тот момент,
когда латунный шар набалдашника проламывал висок третьему. Остатки
банды с топотом удалялись. С вокзала приближались звуки нескольких
полицейских свистков. Судя по дёрганому ритму, стражи закона
бежали.