– Иваныч, ты не спишь?
– Какой тут сон! – откликнулся Петр.
– Как бы не пролететь? Вдруг с дороги собьемся? Темень-то какая.
– Типун тебе на язык, – заворочался в своем углу Новиченко.
– Че маяться – порубать и вперед! – предложил Сычев.
– Все равно уже не уснем, – поддержал его Новиченко.
– Ладно, будем сниматься, – согласился Петр.
Перекусив, разведчики освободились от лишнего груза, стали на лыжи и направились к месту засады – мосту. Удача пока была на их стороне: мороз ослабел, пошел мелкий снежок, и им не пришлось маскироваться. Задолго до рассвета они вышли к мосту и, оборудовав укрытие, залегли в засаде.
Томительно медленно тянулось время. Наконец, бледно-розовая полоска окрасила горизонт на востоке, и ночная мгла рассеялась. Наступил рассвет. В душе Петра поселилась тревога – опасение, что опель по тем или иным причинам мог не выехать на маршрут, и это не давало покоя. О том же думали Сычев с Новиченко и бросали тревожные взгляды то на дорогу, то на часы. Стрелки лениво ползли по циферблату и бесстрастно отсчитывали секунды и минуты до восьми пятнадцати, когда зеленый опель должен был появиться на дороге. В запасе оставалось около четырех минут.
Первым услышал гул мотора Новиченко и сорвавшимся голосом воскликнул:
– Е-е-едет! Едет!
Петр напряг слух. Забухавшее, словно кузнечный молот, сердце глушило звук.
– Слышу! Ну, давай! Давай! – торопил Сычев.
Здесь уже сам Петр увидел, как на выезде из лесополосы показалось зеленое пятно. Оно приближалось и быстро росло в размерах. Это был опель! Теперь все решали быстрота и натиск. Петр выбрался из укрытия и подал команду:
– По местам, ребята!
Сычев и Новиченко, передернув затворы автоматов, заняли позиции по обе стороны моста. Петр, поправив на рукаве белую повязку, которая должна убедить гитлеровцев, что перед ними полицейский, вышел на дорогу. Опель стремительно приближался.
«Сто! Девяносто! Восемьдесят!» – мысленно считал Петр и, когда до машины осталось сорок метров, суматошно размахивая руками, бросился навстречу.
Прошла секунда-другая, водитель ударил по тормозам. Опель пошел юзом и остановился в нескольких шагах от Петра.
– Минен! Минен! – на ломаном немецком истошно закричал он и, ухватившись за ручку дверцы, склонился над лобовым стеклом.
На него таращилась рыбьими глазами растерянная физиономия капитана. Что-то сказав водителю, он приоткрыл дверцу, пробежался взглядом по Петру, Новиченко и задержался на Сычеве. В следующее мгновение холеное лицо капитана исказила гримаса и сдавленный вскрик «бандит», как бич, подхлестнул водителя. Он судорожно засучил ногами, руками: опель фыркнул двигателем и, подобно лягушке, прыгнул на Петра. Тот едва успел увернуться и отлетел в кювет.