– А толщины? Только честно, туго
заплетенная.
– У Ойи хорошие, густые волосы, мы
всегда заплетали косу туго, – с вызовом ответила ее мать. – У
основания она была толщиной примерно в полтора вершка.
То, что Лахт держал в руках, имело
гораздо меньший вес, чем девичья коса такой длины и толщины. Он
свернул колтун жгутом – вышел жалкий мышиный хвост, а не девичья
коса ниже пояса.
Показалось, или домочадцы разом
отшатнулись от сундука – и от Лахта? Стало тихо, даже фрели Илма не
стала причитать, наоборот – побледнела сильней, чем фрова Коира. А
у той окаменело лицо, будто она всеми силами постаралась не пустить
страх за дочь в свое сердце, отрешиться от него. не думать о
дурном.
– Нет, нет, этого не может быть… –
прошептал йерр Тул. – Прямо здесь, в доме? Кто здесь может желать
зла невинному ребенку? Может, это все-таки чья-то шалость?
Шалость после этого выглядела бы
странно – кто-то расплел косу и забрал не меньше ее половины.
Шимора не станет забирать волосы с собой. Или станет?
И теперь девочке грозит смерть…
Кто-то расплел косу, забрал с собой
ее часть и впустил в сундук шимору – чтобы в случае чего все
решили, что виной всему шимора. А грозит ребенку смерть или нет –
отдельный вопрос.
По сути, тот, кто расплел ее косу и
забрал часть волос, станет убийцей, если фрели умрет. Оберег с
тресветлым солнцем лишь отодвинет ее смерть – но от смерти не
спасет.
Фрели Ойя уже ушла к себе, а
постучать в девичью спальню в столь поздний для этого дома час Лахт
не осмелился. Ни спросить ее о самочувствии, ни выяснить, кто дал
ей очелье с тресветлым солнцем, он не успел. А насчет украденных
ключей от сундука она бы вряд ли созналась.
В кухне еще гремели посудой, отмывали
котлы, скоблили пол и стол, а потому на встречу с домовым можно
было не рассчитывать, не говоря о шиморе – сущности робкой и
осторожной.
Однако йерр Хорк нашел время чересчур
ранним для того, чтобы ложиться спать, и позвал Лахта к себе в
комнату погреться у очага и выпить горячего вина. Предложение Лахту
понравилось, тем более что неплохо было бы расспросить Хорка о
домочадцах Волосницыной мызы. Третьим, для легкости беседы, позвали
егеря, человека хоть и не слишком молодого, но не столь гордого,
как йерр Варож, и не столь щепетильного, как дедушка Юр.
Спальня Хорка была одной из лучших
комнат в доме – с высоким фронтоном и большими окнами, альковом и
кроватью под пологом, удобными креслами, застланными овечьими
шкурами превосходной выделки, не говоря о столах, стульях и
сундуках. Хотя ненасытный очаг был встроен в дымоход, идущий снизу,
а потому не сохранял жара, да еще и имел маленькую топку, – все
равно в спальне было сухо и тепло.