Снова раздались крики, но старейший из судей поднял руки, и в мгновение ока, как все случалось у этих людей, настала опять тишина.
– Слава этому благородному человеку! – воскликнул старый вор со свирепым лицом, седой бородой и растрепанными волосами. – Слава ему и хвала! У нас, у наших детей, у детей детей наших, из рода в род, через века пусть будет примером его отвага и доблесть. Пусть говорит! Его приход – нам великая честь.
Рагастен, смутившись, обернулся к Трико:
– Что ж, признавайся, прохвост…
– Признание – смерть моя! – вполголоса ответил Трико. – Спасите меня, монсеньер, умоляю!
Рагастен обернулся к необычному суду и уже хотел просить милости королю Арго.
К несчастью для того, кто-то из стоявших вблизи расслышал его слова.
– Он признался! – завопили они. – Смерть ему! Смерть ему!
Мигом Трико оказался связан и стоял на приступке. Рагастен уже приготовился защищать беднягу, собрался вытащить шпагу, но тут кто-то схватил его за руку.
– Оставьте, сударь, – сказал ему Манфред. – Это все равно что останавливать бурный поток. Гляньте-ка! Да и не стоит того этот тип…
Он говорил, а в это время происходила жуткая сцена. Дюжина воров притащили Трико под виселицу. Поставили его на приступку – страшный смертный порог – и уже готовились накинуть петлю.
– Смилуйтесь! Пощадите! – хрипел несчастный.
Но тут к виселице прорвалась сотня женщин с воплями:
– Ему не смертью храбрых умирать!
Они схватили бывшего короля Арго и потащили куда-то в один из самых темных закоулков Двора чудес.
Какое же примитивное, грубое, безрассудное правосудие сотворили эти эвмениды с развевающимися волосами, бесстыдно обнаженными грудями – мерзкие, но прекрасные?
Послышались крики ужаса Трико и вопли бешенства женщин.
Потом голос короля Арго замолк, как будто потух.
А через несколько мгновений с полдюжины окровавленных женщин принялись выкидывать части растерзанного трупа.
Четвертовали они его? Разорвали на части, подобно коням, подгоняемым кнутом палача? Разрубили? Толком так никто и не знает.
Один из воров, жуткий с виду, огромный, похожий на древнего циклопа, тем более что он был одноглаз, спокойно подошел к виселице.
Звали его Ноэль Кривой.
Рядом с виселицей был установлен воровской штандарт – пика, на которую насаживали кусок какой-нибудь падали: конины или собачины.