За Тиссой он тоже вернулся, но та вскинула подбородок, подняла юбки и гордо наступила в грязь. Туфли на ней, как и на мне, были отнюдь не шелковые, а вполне себе крепкие, подходящие для прогулок подобного рода, но мне почему-то стало неприятно.
— Там у нас Кифский рынок, — Урфин сделал вид, что ему все равно, — туда мы заглянем на обратном пути…
— А к морю?
Рынок — это замечательно, шопинг я люблю, пусть тут он будет и с оттенком хорошо выдержанного ретро, но море я люблю больше, правда и видела-то его раз в жизни.
Мы с Машкой отправились в Крым. Точнее, Машка с друзьями и я в нагрузку, как теперь понимаю. Тогда все казалось великолепным. И долгое путешествие в общем вагоне, где было жарко, людно и воняло пролитым пивом. И скалистый берег. И палатки, и костер, и вечно подгоревшая еда, и даже Машкино молчание, полное холодной брезгливости. Она рассчитывала на совсем другой Крым, а мне было достаточно моря. Вода от края до края. Небо, которое почти отражение воды. Белая нить горизонта. И лунная дорожка от берега до звезд.
— Мы пойдем к морю? — Я дернула Урфина за рукав. — Пожалуйста.
— Конечно. Но чуть позже.
— В-ваша светлость, — Тисса догнала меня и пошла рядом, нарочно держась подальше от тана, — благороднорожденные дамы не ходят к морю.
— Почему?
— Не ходят, — повторила она, глядя под ноги. — Не принято.
Значит, примем. Нельзя же всю жизнь провести в каменной коробке за вышиванием! А Урфин вел нас по узким улицам. Дома смыкались друг с другом плотно. И камень был одного цвета — желтоватого, костяного. Порой в него попадали вкрапления темной глины или же дерева.
— Хлебопекарни… лавки зеленщиков… коптильни… — Урфин не переставал говорить, но остановиться и рассмотреть поближе хотя бы вот того смешного человечка, который прямо на земле разложил цветастый платок и на нем смешивал травы, не позволял. — Алхимические мастерские… аптекарни… там дальше — Дымная часть…
Над городом и вправду поднимались дымы.
— Кузницы. А слева — Шелковая улица. Ткачи обитают… мыловарни… красильщики, но туда соваться не стоит.
Я не успевала ничего рассмотреть! Интересно же! И, зазевавшись, я на секунду отстала. Но этой секунды хватило, чтобы оказаться в цыганском круговороте.
Мелькали яркие юбки, звенели серьги и бубны, гортанный голос требовал позолотить ручку, на которой и без того было изрядно золота. Мне предрекли счастливую жизнь и троих детей, но тут же пригрозили проклятием, снять которое…