Пускай. Я уверена, что море не причинит мне вреда.
Отсюда виден и город — вьется лента стены, открываясь пристаням. Между ними и кораблями снуют лодки. От берега они идут пустые и быстро, облепляя длинные борта судов. Назад же ползут, придавленные весом груза.
— Тебя не любят, потому что ты маг? — Я села на край козырька, а Урфин остался стоять. Его тень сползала на скалы… этакий сказочный великан.
— И поэтому тоже. Но я не маг. Гильдия меня не признала. Я слишком стар, чтобы учиться в Хаоте. И слишком привязан к этому миру.
Сказал, как мне почудилось, с грустью.
— Поэтому моя сила — неразменный золотой, — продолжил Урфин. — Я сумел вытащить тебя, но вряд ли смогу зажечь свечу. Или вызвать дождь… ураган вот — это пожалуйста. Чуму. А остановить вряд ли получится.
Чуму, значит. Они тут все, как посмотрю, массового поражения.
Помнится, леди Лоу так его и назвала — Чума.
Очаровательно. Есть лорд Война, лорд Чума, осталось отыскать Смерть с Гладом и будет полный комплект.
— Мысли ты не читаешь? — на всякий случай уточнила я, а то кто этих магов, пусть и недипломированных, разберет. И вообще, Эйнштейна тоже из университета исключили. А он потом теорию относительности создал.
— Не читаю. Иллюзий не создаю. По воздуху не перемещаюсь. Предметы не зачаровываю. С проклятиями у меня тоже не ладится.
Ясно. С Эйнштейном я поторопилась.
— С другой стороны, в стране слепых и одноглазый — король. Магам запрещено здесь находиться.
И почему меня это не удивляет? Но ответа на интересовавший меня вопрос я так и не получила.
— Они тебя боятся?
— И боятся тоже. — Урфин опустился на песок, сидел он по-турецки скрестив ноги и накрыв ладонями колени. — Но скорее, презирают. Я думал, что ты догадалась. Я — раб. Вернее, был когда-то. Давно, но это не важно, как давно. Двадцать лет. Тридцать. Сто тридцать. Не они, но их дети и внуки будут помнить, что тан Атли не тан, а раб, которому дали свободу. Это здесь не принято.
Раб? Он — раб? Вот этот уверенный в себе тип — раб? Пусть бывший, но я представить себе не могу Урфина в ошейнике, который ко всему надо носить напоказ. А не потому ли его так раздражал воротник?
— Замечательный здешний обычай — дарить ребенку друга. Года в три разница неощутима. Если трещина и есть, то она не мешает жить. Но чем дальше, тем шире трещина. И годам к десяти приходит четкое понимание.