- Забавно, – Фигаро в два глотка прикончил пиво и потер ладони
друг о друга. – А Вы не слышали, как этот тип в черном входил в
парадный?
Буба нахмурился. Пожевал оставшийся от рыбы хвостик, выплюнул
его, потер лоб и медленно покачал головой.
- Не, не слышал. Но укумекал, что Вы, господин следователь,
сказать хотите. На двери в парадный петли сто лет не смазывались,
да и пружина там такая – весь дом слышит, когда кто-то
входит-выходит. Сталбыть, должен был услышать…
- Но – не слышали?
- Не-а. Ни хрена не слышал.
- Ладно, – следователь решительно встал и отряхнул брюки. –
Спасибо за рассказ. Я думаю, господин Комель, что мы с Вами еще
увидимся… Нет-нет, Вы меня неправильно поняли! Просто
поговорить для уточнения некоторых деталей. Все это… интересно.
Часы на башне зашипели, вздохнули и громко пробили дважды. Стая
ворон поднялась в небо и хрипло каркая, описала над городским
центром круг почета.
Начался мелкий дождик; Гастон поднял крышу коляски. От дождя-то
она спасала, но сырой ветер дул, казалось, со всех сторон. Фигаро
не выдержал, матюгнулся, сложил пальцы в сложную фигуру наподобие
кукиша и сосредоточился.
Зашипело и в воздухе запахло клубникой. Следователь насупился,
надулся и начертал в воздухе круг, но, видимо, опять где-то ошибся.
К запаху клубники добавился запах горелой бумаги, а увязавшаяся за
коляской собачонка удивленно взвизгнула и взлетела в воздух. Фигаро
покраснел, пробормотал извинения и повторил свои манипуляции,
только в замедленном темпе.
Что-то затрещало, и вокруг коляски образовался пузырь теплого
воздуха. Ветер сразу стих, выдавленный наружу, мир сразу стал не
таким мрачным и сырым. Колдовство работало; теперь сидеть в коляске
было так же приятно, как в лесу возле костра. Гастон
зааплодировал:
- Браво, браво, Фигаро! Браво! Право, неплохо сработано!
- Ну… Не так, чтобы совсем... – Следователь проводил взглядом
истошно лающую дворняжку, которую порывистый ветер увлекал за угол
общественной бани. – Но для середнячка сойдет.
Они выехали из Центра и свернули на Большую Пружинную. Фигаро не
любил эту часть города. Улицы здесь были широкими, но грязными и
лишенными зелени; торчавшие из огороженных кирпичными бордюрами
квадратов земли деревья больше походили на сгоревшие бревна. В
лужах расплывались масляные пятна, и даже сам воздух, казалось, был
пропитан маслом и мелкой ржавой взвесью.