Чемесов теперь
являлся единственной их надеждой на спасение, ведь он обещал в случае провала
помочь ей. Но комендант, оглядев Машеньку с ног до головы неприятным
пронзительным взором, проигнорировал ее просьбу и велел развести прибывших по
разным камерам. Уже через полчаса, разлучив с родными, девушку привели в камеру
с каменными стенами, мрачную, холодную и сырую. Надсмотрщик показал ей отхожее
место в углу камеры. Это было просто отверстие в каменном полу, под которым
находилась выгребная яма, из которой шло нестерпимое зловоние. Пока девушка в
истерическом ужасе оглядывала неприглядную влажную камеру и каменное ложе с охапкой
соломы, надсмотрщик покинул помещение, заперев Машу на железный засов снаружи.
Его удаляющиеся шаги затихли спустя пару минут.
Оставшись одна,
девушка в панике начала осматривать жутковатое мрачное пространство, в которое
совсем не попадал дневной свет. В камере, кроме каменного ложа и отхожего места,
более ничего не было, не считая небольшого оконца с решеткой, которое виднелось
почти под потолком. Уже через пару минут Машенька обнаружила снующих по полу
мышей. Это вызвало у девушки еще большую истерику, и она залезла с ногами на
каменное ложе, которое было единственным возвышением в камере.
На ее глаза
вновь навернулись слезы, и она долго, тихо плакала, чувствуя, что не выдержит
такого существования. Все ее печальные, безотрадные мысли отягощались еще и мучительными
страданиями от того, что матушка так неожиданно скончалась, и она так и не
успела попрощаться с нею. Более никто не приходил к девушке, и лишь пару раз,
утром и вечером, за эти двое суток в камеру заглядывал надсмотрщик и приносил
скудный запас еды, состоящий из хлеба, лука и ледяной воды. Машенька пыталась
говорить с ним, желая узнать, как долго ей находиться в этом чудовищном каземате,
и просила дать бумагу и чернила. Но худощавый и лысый солдат, не говоря ни
слова, уходил и вновь запирал ее.
Потому в этот
полуденный час голоса за дверью показались ей странными, так как все два дня, что
она провела в тюрьме, было очень тихо, и лишь изредка доносился писк мышей,
снующих под ногами, и шум завывающего снаружи ветра. Заскрипел засов, и
Машенька, сцепив руки, с сильно бьющимся сердцем уставилась болезненным взором
на входящих.