— Завидуешь,
что ли? — по-доброму оскалился Мирон, умело вскочив в седло.
Василий
промолчал на это заявление брата. Мирон же, отметив, что Василий также
взобрался на коня, поднял руку, чтобы горожане обратили на него внимание, и
громко произнес:
— Прощайте,
люди добрые. Дай Бог, еще свидимся!
Понукая своих
жеребцов, Сабуровы стремглав выехали со двора воеводы и, пустив коней в галоп,
устремились по мокрой дороге.
Пригород Москвы, Саввино-Сторожевской
тайный мужской монастырь,
1572 год, 18 мая
Едва завернув
за угол невысокой деревянной бани, которая располагалась в череде бань у
восточной части каменного забора, Мирон резко остановился. Перед ним предстал
старец Радогор. Облаченный в простое монашеское одеяние, в схиму, с корявой
палкой, на которую опирался, старец вскинул на молодого человека цепкий взор и
строго вымолвил:
— Тебе же
велено сегодня к покоям царицы явиться, Мирон. Почему до сих пор здесь?
— Я собирался
ехать туда, отче, — ответил Мирон, нахмурившись и стараясь отвести глаза,
ощущая себя неловко. Уважение и бескрайнее доверие к старцу Радогору глубоко сидели
в сердце Мирона.
— Ступай
немедля! — чуть повышая голос, велел старец. — Не дай Бог, царь узнает, что
новоявленная царица без охраны!
— Да не привык
я по теремам женским слоняться. Мне бы в поле куда, да в сечу, побиться с
нечистью какой.
— Прекрати. И
ступай, куда велено.
— Иду, отче, —
тихо ответил Мирон и, развернувшись, направился в сторону конюшен.
— Иди уже,
мальчишка, — произнес тихо ему вслед старец, провожая высокую, широкоплечую
фигуру молодого человека строгим взглядом. — Теперь главное — царицу в животе
сохранить…
Александровская слобода,
резиденция царя Ивана IV Грозного
1572 год, 18 мая
Последние
красноватые лучи заходящего солнца озаряли дымчатое небо, когда Мирон въехал на
своем вороном жеребце в слободу. Направляя коня по пыльной дороге в сторону
Александровского кремля, который виднелся вдалеке, Сабуров не мог отделаться от
гнетущих мыслей. Сегодня он нес службу на царском дворе, и эта служба была ему
не по душе. Дозор, как охранника у покоев государыни, в женском тереме выпадал
несколько раз в месяц каждому из ратников-волков, как называли себя между собой
воины «Волчьей сотни». Но Мирона эта служба особенно тяготила. Более по душе ему
было сопровождение царского семейства на богомолье в один из монастырей или в
путешествии в другой город. Но он не мог ослушаться и не явиться в распоряжение
царского воеводы, ибо об охране царицы Иван IV просил лично старца Радогора.